Кавалер в желтом колете. Корсары Леванта. Мост Убийц (сборник). Артуро Перес-Реверте

деньги у добившихся успеха любимцев муз, безбожно льстя им и ведя себя на Парнасе, как в игорном притоне, где прихлебатели за малую толику от выигрыша подносят урыльник удачливому игроку, дабы он не вставал с места и не спугнул фортуну. Этот самый Сатурнино, неразлучный с Москателем, ввел его и за кулисы, что подало тому надежду на более тесное знакомство с Марией де Кастро. Прокурор тянул с него деньги за услуги, а в самом скором будущем рассчитывал и на приданое его племянницы. Такое уж у этого проходимца было ремесло – жить за чужой счет, и дон Франсиско, как и весь Мадрид, от души презиравший сию гниду, заклеймил его в своем знаменитом сонете, кончавшемся так:

      Давая фору в похоти макакам,

      Не пачкай грязью имя Аполлона,

      Смени патрона, называйся Каком[22].

      И все они – хорошенькая барышня на выданье, низкий негодяй, претендующий на ее руку и сердце, и дядюшка-мясник, не то что снедаемый, а дочиста обглоданный ревностью, непомерной, как он сам и все в нем, – казались бы не столько живыми людьми, сколько персонажами Лопе или Тирсо, если бы не одно обстоятельство: театр обретает успех, когда отражает творящееся на улице, ну и улица, в свою очередь, нередко подражает увиденному в театре. А в том живописно-увлекательном, полном бурных страстей театре, коему смело уподоблю свою эпоху, мы, испанцы, ломали иной раз комедию, а порой переживали истинную трагедию.

      – Ну уж этот возражать наверняка не станет, – пробормотал дон Франсиско.

      Алатристе, который, сощурясь, с отсутствующим видом разглядывал Москателя, полуобернулся к поэту:

      – Против чего возражать?

      – А то вы не понимаете! Против того, чтобы улетучиться, узнав, что топчет королевский выпас.

      Комментарий капитана свелся к негромкому хмыканью. На другой стороне аллеи блистала расшитая пелерина французского покроя, горели киноварью чулки и перо на шляпе, сверкала на солнце длиннющая шпага с массивной рукоятью и вычурной гардой – окостенелый от нелепой важности и сознания своей значительности Москатель продолжал жечь нас взглядом. Племянница в наброшенной на темноволосую головку мантилье, с золотым распятием на груди сидела в коляске, занимая все сиденье своим кринолином.

      – Вы не станете отрицать, – прозвучал вдруг рядом чей-то голос, – что она очень мила.

      Мы обернулись. Неслышно подошедший сзади Лопито де Вега улыбался нам, сунув руки за ременный пояс со шпагой, перебросив вдвое сложенный плащ через плечо, по-солдатски слегка сбив шляпу на затылок, чтобы не задеть повязку, все еще белевшую на лбу. Томный взор его был устремлен на племянницу Москателя.

      – Только не говорите мне, ради всего святого, – воскликнул дон Франсиско, – что это она.

      – Она и есть.

      При этих словах даже Алатристе внимательно оглядел сына Лопе.

      – А как относится к вашему ухаживанию дон Гонсало Москатель? – осведомился Кеведо.

      – Да плохо относится, – с горечью ответил юноша. – Утверждает, что его честь превыше

22

Перевод Н. Ванханен. Как (Какус) – огнедышащий великан, убитый Гераклом. В одном из памфлетов Лютера ростовщик, «который ворует, грабит и пожирает все», уподобляется Каку.