Я вернусь. Александра Миронова

размере, она не подойдет, это на стройную девушку вроде меня, – продолжила топорно кокетничать Богдана. Колобок занервничал и принялся сверлить ее взглядом.

      – Так и Зоечка у меня тоже стройная, – добродушно ответил мужик.

      Богдана окинула колобка оценивающим взглядом.

      – Знаете, у меня должна быть шуба пятьдесят четвертого размера…

      – Боря, пошли дальше. – Колобок вдруг схватил мужчину за руку и потянул прочь от контейнера.

      – Зоечка, подожди, давай посмотрим все-таки, а вдруг что-то хорошее? – не понял муж.

      – Не надо мне ничего от такой хамки! – вдруг взвизгнул колобок.

      – Да вы что? – захлебнулась от негодования Богдана. – Это кто тут хамка?

      – Ты! Глаза завидущие, да чтоб ты ничего не продала сегодня, – разошлась Зоечка, хватая обалдевшего мужа за руку и волоча его по коридору между контейнерами. Коллеги-продавцы уже высыпались в проход, с интересом наблюдая за спектаклем. Колобок чуть не поскользнулся на скользкой от выпавшего вчера вечером снега земле, но муж успел ее вовремя поймать. Тихонько перешептываясь, они заковыляли прочь от Богданиного контейнера.

      – Жрать меньше надо! – не сдержавшись, выкрикнула Богдана и одним махом выпила остывший чай, отворачиваясь от любопытных глаз и смахивая злые слезы. Вот почему одним мужья да любовники, которые шубы покупают, а у нее только Вася без шиша в кармане?

      – Это кому тут меньше жрать надо? – раздалось за ее спиной зловещее шипение, и Богдана резко обернулась, понимая, что мама была права, когда говорила держать язык за зубами.

* * *

      – Ай, мама, больно! – захныкала Богдана, когда мать приложила к свежей царапине перекись водорода.

      – Молчи, дура! Это же надо было – с клиенткой подраться! – заорала Людмила Степановна. В последнее время глупость дочери переходила все границы и лишала ее последних сил.

      – Да эта психованная меня приревновала, увидела, что ее мужик слюнями начал капать. Я что, виновата? – Богдана отвела материнскую руку и смачно хлебнула чаю с коньяком – «для успокоения».

      – Дура ты, Даня! – успокаиваясь, пробурчала мать. – На тебя мужики стойку делают, ты еще жизнь свою так можешь устроить, а ты с какими-то бабами на базаре дерешься!

      – Вот сволочь, все настроение испортила, – всхлипнула Богдана, – еще и Валька, коза, приперлась с утра пораньше и давай: «ой, мне Ашотик шубу покупает, настоящую норку, из Греции, не то что у тебя – китайские».

      Не выдержав тяжелых воспоминаний, Богдана разрыдалась горькими слезами.

      – Ну-ну, доченька. – Людмила Степановна прижала непутевую дочь к себе – хоть и дура, а жалко.

      Как помрет она, то с кем Даня останется? На Ваську-кобелину надежды никакой. Пока-то он хороший, все в дом, все в семью и дочку любит, а как кризис среднего возраста бабахнет, так крышу и сорвет. А Богдана что? Это сейчас она сочная баба, а в климаксе разве сможет с молодкой соперничать? Надо пристроить ее в хорошие руки, пока еще есть время, а там и помирать не страшно будет.

      – Мужчину