Молчание пирамид. Сергей Алексеев

еще где всплывет редкое имечко. Потребуется помощь… или кто-то начнет мешать – докладывай. Возникнут проблемы оперативные – немедленно звони, вместе помаракуем… Люди вон будущее знают, делают зелье молодости и просветления, а ты какой-то канализацией занимаешься!

      Бывшему секретному сотруднику Допшу было под восемьдесят, однако на старца он не тянул и оказался в состоянии плачевном: сидел в огромной детской песочнице на даче сына и играл под присмотром платной сиделки. Специальное медучреждение, где лечился старый смершевец, сделало свое дело, однако при этом он не выглядел полным идиотом.

      В первый момент Самохин пожалел, что приехал и потерял время, однако сиделка – учительница из Калмыкии, приехавшая на заработки в Москву, развеяла сомнения.

      – Ничего, не обращайте внимания. Он, конечно, неадекватен, но больше прикидывается. Мы иногда разговариваем с ним на равных. Эмилий Карлович бывает еще таким философом…

      – А как же песочница?..

      – Он любит пустыню. Это ему внук сделал мини-Сахару. С ним ведь очень тяжело, все время надо чем-то отвлекать…

      – Странно… Он что, жил когда-то в пустыне?

      – Да нет вроде… Я точно не знаю.

      – Вспоминает что-нибудь из прошлого?

      – Прошлым он и живет, как все старики. Детство вспоминает, как на коне катался, войну…

      – Имена называет?

      – Называет какие-то…

      – Что-нибудь о Ящере говорил?

      Сиделка пожала плечами:

      – Не помню… Вроде не слышала. Я с ним третий месяц сижу, а устала…

      Она провела Самохина через двор к песочнице, склонилась к Допшу и крикнула в ухо:

      – Эмилий Карлович, к вам пришли!

      – А?.. – Он был еще и подслеповатый. – Кто? Где?..

      – На самом деле он все слышит и видит, – шепнула сиделка. – Такой характер…

      Удостоверение полковника произвело на Допша обратное впечатление: не то что рассказывать что-то, вначале и разговаривать отказался.

      – Идите отсюда! – показал он на калитку. – Я вас, б…, видеть не хочу!

      И снова встал на коленки с малой саперной лопаткой. Однако при этом заметно разволновался, руки затряслись, блуждающий взгляд отяжелел – реакция на раздражитель была, значит, память утрачена не совсем. Он начал было копать песок, но вдруг заплакал навзрыд, превратившись из ребенка в маленького, жалкого и смертельно обиженного старичка.

      Самохин присел на край песочницы и стал пересыпать песок из руки в руку. Сиделка умела утешать старика, заворковала ласково, вытерла платком лицо и подала лопатку:

      – Надо сегодня закончить, Эмилий Карлович. Нам еще много копать…

      Он же обернулся к Самохину с совершенно осмысленным взглядом:

      – Что это вспомнили про меня?

      – Да времена изменились. – Разговаривать с ним нужно было, как с нормальным человеком. – Теперь мы возвращаемся к тому, чем вы когда-то занимались…

      Допш