Конан и Смерть. Александр Зорич

Фафнире он знает не больше моего. Или не хочет рассказывать. Последнее маловероятно, поскольку отроки обычно простодушны и сразу же спешат выболтать все, что знают, дабы возвыситься в глазах старших. Особенно столь авторитетных, как я. С другой стороны, он не настолько самодоволен и напыщен, как аристократы Аквилона. Те еще в пеленки мочатся, а их уже распирает чванством, как петухов после случки.

      Постараюсь все-таки Зигфрида спровоцировать.

      – У вас в стране об этом не принято говорить, но Фафнир время от времени требует человеческих жертвоприношений.

      – Откуда вам это известно?

      – Слышал от одного знакомого дракона.

      По лицу Зигфрида видно, что он не верит.

      – Вероятно, тот дракон хотел очернить своего единоплеменника. Если бы Фафнир требовал жертв, кто предоставил бы ему убежище?

      Это что-то новое – насчет убежища. Главное, не подавать виду, что ему удалось меня удивить.

      – Ха, убежище! Уверен – это никакое не убежище. Фафнира держат здесь, на Гнитайхеде, про запас. Приберегают либо для войны, либо для теургии. Либо для чего похуже. Мы друг друга отлично понимаем, Зигфрид, ведь так?

      Удивительное дело: малец растерялся! Покраснел. Смотрит в сторону. Что-то я нащупал – чего мне, чужаку, знать не положено…

      Правильно я сделал, что оставил свою шайку и махнул сюда, на Край Земли. Только здесь и осталось еще место настоящему подвигу.

      – Это верно, – отвечает тут Зигфрид, собравшись. – Вы, король Конан, очень проницательны. И потому мне придется просить Фафнира взять с вас особую клятву никогда и ни с кем не делиться вашими подозрениями.

      И тут я снова смотрю на гаденыша и вижу, что от маленького варвара немногое осталось. Будто сам владыка времени Зерван снизошел в эту глушь и вылепил нового Зигфрида взамен прежнего. Статный, спокойный и страшный – такой, сдается, далеко пойдет. И отнюдь не в епископы.

      Два дня восхождения на хребет Глербьёрг предоставили Зигфриду возможность наглядеться на заморского гостя вволю.

      За пояс Конана, изготовленный из дивной, вероятно, линдвурмовой кожи, был заткнут длинный кинжал с костяной рукоятью. Меч варвара имел такие невероятные габариты, что в поясных ножнах ему делать было нечего – они волочились бы по земле, оставляя корявый след. Поэтому Конан носил меч на плече, обмотав его сафьяном.

      Самыми броскими предметами королевского туалета были шелковые шаровары – некогда, вероятно, роскошные – и чудные кожаные туфли с загнутыми кверху носками. За спиной Конан тащил мешок с пожитками, которые, по его словам, были представлены «амулетами, талисманами и ядами». Однако каждое утро и каждый вечер вместо амулетов и талисманов варвар доставал из мешка большое зеркало из полированной бронзы и замечательный бритвенный ножичек. Побрившись, он притирался мазями из двух склянок и молился на тарабарском языке неведомым Зигфриду богам.

      В лицо, шею, руки Киммерийца глубоко въелся невыводимый загар. При этом его торс и плечи, скрытые под