Мы неразделимы. Александр Зорич

он не имперским офицером, но рабом или слугой, недостойным благородного слова.

      Уходя, Нимарь также не подумала попрощаться со своим единственным зрителем. Гайс снова наплел себе нечто утешительное про концентрацию и медитацию.

      Сюжет повторялся почти две недели – менялась разве что температура воздуха и прическа госпожи Нимари.

      Гайс здоровался, Гайс прощался, Гайс улыбался, когда Нимарь делала особенно красивый выстрел или поражала трудную мишень (правда, извлекать из мишеней стрелы он больше не пытался, ему объяснили – это дурной тон). А Нимарь – ничего. Ни-че-го.

      Даже не смотрела в его сторону.

      Почти не смотрела.

      В конце третьей недели Гайс почувствовал себя вконец униженным. И счел поведение Нимари оскорбительным.

      – Ты просто не туда ходишь, малыш, – доверительно скалясь, сообщил ему старший офицер Симелет. – Вместо того чтобы следить за этой ведьмой, сходи лучше в поселок, к девчатам.

      «У девчат» Гайсу не понравилось. Девушка по имени Ги, с которой ему довелось любиться, была рыхлой, скользкой (товарки натерли ее телеса фенхелевым маслом) и нестерпимо много говорила.

      «Даю тебе сразу совет, красавчик: как пойдете воевать, ты особенно не подставляйся. Убьют запросто! У меня тут один художник был, приехал писать покойного господина Кнугеллина. В первый же день напросился с ребятами в дозор. Так его там и убили. Только и оставил о себе памяти, что сумку с красками. Лучше бы там вещи были носильные».

      Но самое ужасное – доброкачественные механические ласки Гайса действительно возбудили его подругу.

      Как ни странно, это показалось Гайсу еще более гадким, чем если бы стоны были, как обычно, поддельными.

      Другие девицы оказались не лучше.

* * *

      Гайс держался целую неделю. А потом снова отправился к Нимари.

      День стоял погожий. Блистал самоцветной пылью снег на площадке.

      Когда Гайс проходил на «свое» место, Нимарь наконец удостоила его тяжелым серым взглядом. Сердце Гайса заколотилось. Ему вдруг стало отчетливо ясно, словно бы кто-то посторонний вложил ему эту ясность готовой прямо в голову: его отсутствие было замечено, и, не исключено, по нему скучали!

      В тот день состоялся их первый с Нимарью разговор. Нимарь как раз доставала лук из старинного, украшенного фигурами борющихся чудищ футляра.

      – Зачем вы сюда приходите? – спросила она.

      – Просто смотрю, как вы стреляете. Люблю смотреть, как тренируются мастера… Я ведь в этом тоже немного разбираюсь… – соврал Гайс.

      – Думаю, что не разбираетесь, – сказала Нимарь, всем своим видом выражая сомнение.

      – Откуда вам знать? – Щеки Гайса покраснели.

      – Те, кто разбирается, никогда не смотрят на мишени. Когда тетива выбрасывает стрелу, настоящие ценители искусства наслаждаются быстрым движением уходящей к колчану руки лучника. А бывает – тем, как лучник изменяет исподволь линию прицеливания. В конце серии знатоки любуются подрагиванием уставшей