Шпион, выйди вон!. Джон Ле Карре

небольшого подхалимажа. И когда наконец шофер матери высадил его у осточертевшего школьного крыльца, Роуч, не задержавшись даже, чтобы попрощаться, ринулся во весь опор к Яме, и там, к его невыразимой радости, на том же месте, на самом дне, стоял Джимов фургон. Он был чуть грязнее, чем раньше, с клочком вскопанной земли рядом, наверное для овощей на зиму. И Джим, сидя на ступеньке, улыбался ему во весь рот, будто заранее знал, что Билл сейчас появится у края Ямы, и приготовился поприветствовать его улыбкой.

      В этом семестре Придо придумал прозвище для Роуча. Он перестал обращаться к нему по имени и стал звать его Слоником, хотя и не объяснил почему. Роуч, как это обычно бывает с детьми при крещении, был не способен что-либо возразить.

      Зато Билл утвердил себя в роли опекуна Джима. Регент-опекун – так он определил для себя эту должность; что-то вроде замены усопшему другу Джима, если таковой вообще когда-либо существовал.

      Глава 2

      В отличие от Джима Придо, Джордж Смайли не был должным образом экипирован для прогулок под дождем, тем более в глухую ночь. Это был натуральный Билл Роуч, только взрослый. Маленький, толстый и коротконогий, с неуклюжей походкой, в лучшем случае средних лет, он выглядел как один из тех лондонских кротких, которые не наследуют землю. Дорогая одежда сидела на нем плохо и к тому же насквозь промокла. Его пальто, в котором проглядывало что-то вдовье, было сшито из той рыхлой черной ткани, которая словно специально создана, чтобы впитывать побольше влаги. То ли рукава были слишком длинны, а может, руки слишком коротки, но, как и у Роуча, когда тот надевал свой макинтош, пальцы Смайли едва выглядывали из-под манжет. Чтобы выглядеть солиднее, он не носил шляпу, справедливо полагая, что шляпа придает ему нелепый вид. «Как стеганый чехольчик для вареного яйца», – заметила его красавица жена незадолго перед тем, как в очередной раз уйти от него, и ее критика, как это часто бывало, возымела действие. Вот почему дождь сейчас обильными потоками заливал стекла его очков, заставляя то наклонять, то, наоборот, откидывать назад голову, пока он пробирался по тротуару вдоль почерневших арок вокзала Виктория. Смайли направлялся к западу от центра, в свое скромное обиталище в Челси. Его походка почему-то была не совсем уверенной, и если бы Джим Придо вдруг возник из тени и стал допытываться, есть ли у него друзья, он, скорее всего, ответил бы, что предпочитает такси…

      – Что за трепло этот Родди, – пробормотал Смайли, в то время как новая порция воды хлынула на его полные щеки и затем стекла струйками за ворот промокшей рубашки. – Почему я просто не поднялся и не ушел?

      Джордж еще раз с сожалением вспомнил о причинах своих страданий и с бесстрастием, являющимся неотъемлемой частью его смиренной натуры, пришел к выводу, что он сам во всем виноват.

      День выдался тяжелым с самого начала. Смайли встал слишком поздно, из-за того что накануне слишком долго работал. Эта привычка как-то укоренилась в нем с тех пор, как в прошлом году он вышел на пенсию.

      Обнаружив утром,