Свинопас. Ганс Христиан Андерсен

ратора: «Пойдёшь за меня?» Впрочем, имя он носил славное и знал, что сотни принцесс с радостью приняли бы его предложение. Интересно знать, что ответила ему императорская дочка.

      Послушаем же, как дело было.

      Отец у принца умер, и на его могиле вырос розовый куст невиданной красоты: цвёл он только раз в пять лет, и распускалась на нём одна-единственная роза. Но что это была за роза! Она благоухала так сладостно, что понюхаешь её – и заботы свои и горе забудешь. Ещё был у принца соловей, который пел так чудесно, словно в горлышке у него хранились все самые прекрасные мелодии, какие только есть на свете. И роза и соловей предназначались в дар принцессе; их положили в большие серебряные ларцы и отослали к ней.

      Император приказал внести ларцы прямо в большой зал, где принцесса играла с фрейлинами в «гости», – других занятий у неё не было. Увидав большие ларцы с подарками, принцесса от радости захлопала в ладоши.

      – Если бы там оказалась маленькая киска! – воскликнула она.

      Но в ларце был розовый куст с прекрасной розой.

      – Ах, как мило она сделана! – залепетали фрейлины.

      – Больше чем мило, – проговорил император, – прямо-таки великолепно!

      Но принцесса потрогала розу и чуть не заплакала.

      – Фи, папа! – сказала она. – Она не искусственная, а настоящая!

      – Фи! – повторили все придворные. – Настоящая!

      – Подождите! Посмотрим сначала, что в другом ларце, – провозгласил император.

      И вот из ларца вылетел соловей и запел так чудесно, что ни у кого язык не повернулся сказать о нём дурное слово.

      – Бесподобно, прелестно! – затараторили фрейлины; все они болтали по-французски одна хуже другой.

      – Как эта птичка напоминает мне музыкальную табакерку покойной императрицы! – сказал один старый придворный. – Тот же тембр, та же подача звука!