Распыление 2. Полуостров сокровищ. Татьяна и Дмитрий Зимины

о ум притупляет, – отомстил ей учитель, отворачиваясь от снеди и устремляя взгляд на плот, пришвартованный к берегу.

      – Не знал, что вы были женаты, – не обращая внимания на вороньи вопли, я тоже смотрел на плот. Костер еще не запалили и на поленнице, на самом верху, можно было разглядеть тело князя, укрытое до подбородка. – Почему вы никогда об этом не говорили?

      – Давно это было. Чего теперь вспоминать, – вяло махнул рукой Лумумба.

      – Пошли, а то всё сожрут, а нам не достанется, – горячилась птица. – И рыбьих деток возьми. Вон тех, черненьких.

      – Да вы-то никогда и не забывали, – хлюпнула распухшим носом Маха. – То-то кинулись, как на пожар, стоило ей пальчиком поманить.

      – При всем уважении, мадемуазель, это не ваше щенячье дело, – спокойно так, даже добродушно, ответствовал Лумумба, всё-таки направляясь к лотку с блинами. – И впредь, раз уж вы пристали к нашей компании, советую испытывать к моей особе приличествующие статусу ученика трепет и пиетет.

      – А то что? В лягушку превратите?

      – Хуже. В червяка. Желтого земляного червяка.

      Блинами торговала румяная тетенька в цветастом платочке, завязанном на лбу наподобие медвежьих ушек.

      – Почем блины, красавица? – спросил учитель, доставая кошелек.

      – За три копейки – канарейку, а блинок – за алтын, – улыбнулась продавщица.

      – А давай на рубль, – учитель бросил в блюдце золотую монетку.

      Тетка посмотрела с уважением и, протягивая пухлую кипу завернутых в бумагу блинов, добавила пластиковый стаканчик с медом.

      – Почин дороже рубля, – сказала она, пряча монетку в карман обширного фартука.

      Достав из жилетного кармана петушка на палочке, Лумумба протянул его тетке.

      – Долг платежом красен.

      – Да пошли уже… – взмолилась Маша. – Есть очень хочется.

      – Прально, – согласилась птица Гамаюн. – Правда, чего тут есть-то? Разве что червячка заморить… – и ловко увернулась от Машкиного пинка.

      Усевшись прямо на нагретые солнцем камни, мы принялись за еду. Вредная птица добилась, чтобы ей, в благотворительных целях, пожертвовали всю икру, и теперь радостно склевывала черные шарики.

      – Вообще мне здесь нравится, – сказала Маха, макая свернутый блин в мед. – И весело и вкусно…

      – Пиры, или тризны, в погребении умерших имеют важное, можно сказать, стратегическое значение, – назидательно прокаркала птица Гамаюн. – Как напоминание живым, они символизируют… – незаметно протянув руку, Машка выдернула из хвоста вороны перо. Та подскочила.

      – Ай! Чего дерешься?

      – Перестань нудить. Аппетит только портишь, – моя напарница потрогала кончик стержня пальцем и слизнула выступившую каплю крови.

      – Отдай! – подскочила к ней птица, забыв про икру.

      – Фиг тебе, – Машка спрятала перо за спину. – Было ваше, стало наше. Я из него дротик сделаю.

      – Какой такой дротик… – Гамаюн, грозно встопорщив оставшиеся перья, пошла на Маху, но Лумумба, выхватив из кармана еще один леденец, сунул его вороне в клюв. Закатив глаза, я отвернулся. Как дети малые, честное слово…

      Невдалеке от нас, отгородившись лоскутной занавеской, выступали скоморохи: длинноносый Петрушка с шутками и прибаутками дубасил толстого боярина в высокой шапке. Публика, лузгая семечки и прихлебывая пивко, с удовольствием ржала. С другой стороны силач в полосатом трико жонглировал гирями – вокруг него народу было заметно больше. Еще дальше, под парусиновым тентом, выстроились игровые автоматы. Оттуда доносились "Пиу, Пиу" морского боя и "Бах! Бах!" танковой атаки.

      – Уважаемые граждане! Не забудьте почтить память князя, выпив его любимого пива "Княжеского"! Ларек купца Сальникова, главного поставщика двора, находится возле пирса, с левой стороны…

      В небе медленно и вальяжно проплывал воздушный шар веселенькой красно-желтой расцветки. Из корзины торчал раструб громадного громкоговорителя.

      – Не похоже, чтобы по князю кто-нибудь скучал, – Машка, задрав голову, любовалась шаром.

      – Всяк волен выражать скорбь по своему, – ответил Лумумба, вытирая пальцы платочком. – Не обязательно драть ногтями лицо и посыпать голову пеплом.

      – Особенно, если на этом можно заработать, – птица Гамаюн, доклевав последние икринки, взгромоздилась мне на плечо. Я невольно поморщился: весила она килограмм десять, не меньше.

      – На шею не дави… – попенял я вороне, но та только переступила лапами, прорывая железными когтями рубаху.

      – А что еще вы заметили, кроме веселья? – строго спросил учитель. – Клюв скотчем замотаю, – пригрозил он птице, которая уже раззявила варежку для очередной скучной лекции. Та вопросительно покосилась на меня. Я сурово кивнул.

      – Стражники, – сказала Маша. – Слишком много стражников.

      – Здесь их зовут дружинниками. – поправил Лумумба.

      Я внимательно оглядел