Натали Палей. Супермодель из дома Романовых. Лио Жан-Ноэль

платье tea-gown, вышивала. Потом они уходили в рабочий кабинет Павла, чтобы записать события дня в дневник – записную книжку, сделанную в России, с переплетом из лакированного дерева и фермуаром из позолоченного металла. Память семьи в изгнании.

      Всю свою жизнь Натали была окружена великими людьми, которые были ее близкими друзьями, – писатели, музыканты и художники. Библиотека отца, где сотни томов на всех языках ждали заинтересованного читателя… Коллекция живописи, где были собраны полотна Шардена, Буше, Греза, Ван Дейка и Робера… Музыкальные вечера в большой гостиной, где царствовал клавесин, принадлежавший королеве Марии Антуанетте… Все это сплелось воедино в характере и вкусах девочки. Золотое детство! Страстная увлеченность искусством всегда была их семейной чертой. Екатерина II была покровительницей философов Просвещения, а Николай I принадлежал к близкому кругу писателя Вальтера Скотта; он поддерживал Глинку, Иванова и Гоголя.

      Наставником Александра II был не офицер царского полка, как было тогда принято, а знаменитый русский писатель-гуманист В. А. Жуковский. В решении отменить крепостное право 19 февраля (по ст. ст.) 1861 г., безусловно, сказалось влияние воспитателя. Неудивительно, что великий князь Павел, в свою очередь, стал меценатом и покровителем искусств. Например, когда Сергей Дягилев решил показать в Париже «Бориса Годунова» Мусоргского, отец Натали был первым в списке щедрых дарителей[17]. Премьера этой оперы за границами России произвела фурор весеннего театрального сезона 1908 года и позволила Дягилеву с триумфом вернуться в следующем году со своими Русскими балетами. Теперь известно, что и легендарный Федор Шаляпин, певший любимые арии в гостиных Булони, и художник и иллюстратор Леон Бакст, и танцовщики Анна Павлова и Нижинский – все в те годы изгнания были гостями графини фон Гогенфельзен. Общение с такими людьми было для ребенка возраста Натали ценнее всех уроков мисс Уайт.

      Хотя великий князь очень ценил разнообразие и покой жизни во Франции, но изгнание тревожило его. «Он никогда не выказывал никакой нетерпеливости и беспокойства; тем не менее он довольно тяжело переносил иногда бездеятельность и вынужденную праздность. Его жизнь в кругу семьи была чрезвычайно счастливой, но он тосковал по родине»[18]. В присутствии детей он редко говорил о России, и еще реже вспоминал о своей семье. «Все же однажды вечером мы с сестрой (Натали) осмелились расспрашивать его, – рассказывает Ирэн. – Он с радостью рассказывал нам об играх с братом Сержем… В императорском парке для них соорудили маленький порт, где они запускали в ручье игрушечные флотилии. Затем он погрустнел, задумавшись, без сомнения, о трагической смерти отца и о брате. Увидев, к чему привело наше любопытство, мы больше никогда не спрашивали его о детстве»[19].

      Воскресенья все ждали с нетерпением. Утром семья отправлялась в русскую церковь на улице Дарю. Великий князь с домочадцами входили через боковую дверь и в одиночестве

17

В списке также значились великий князь Владимир, герцогиня д’Узе, принцесса де Полиньяк, графиня Греффуле, а еще Дебюсси, Форе, Сен-Санс и Римский-Корсаков.

18

Grande-duchesse Marie de Russie, op. cit., стр. 55–56.

19

Jaques Ferrand, op. cit., стр. 12.