Кумзёра. Валерий Киселев

ьской системе Ridero

      Кумзёра

      Судьбы северной русской деревни

      Русский Север, Вологодчина… Старинное поселение – Кумзеро. Судьбы русских крестьян 20-го века. Как сохранить традиции деревенской жизни – об этом рассказывается в книге.

      «…Вот придет время, жить будет добро,

      а жить будет некому»

      Василий Белов, «Привычное дело»

      Почему это, когда в будний день проходишь мимо нашей бани, то не замечаешь её, да и стоит она – чёрная, холодная, а в субботу с самого утра нет-нет и выглянешь в окошко – посветлела даже, и словно ждёт, чтоб ее скорее затопили. И почему это печной дым на улице не пахнет, а как потянет дымком с соседних бань, что раньше затопили, то запах – особенный какой-то, тёплый, вкусный, субботний.

      Баня у нас старенькая, рубил ее дядька мой по отцу, Сергей, тракторист – леспромхозник. Мужик он был длинный, сухой, рыжий, нос – рубильником. Метко ему ответила Зоя, жена Федора, двоюродного брата отца: «А уж у тебя так одно костьё», когда он как-то оценил ее комплекцию. Зоя – баба здоровая, весом пудиков этак на восемь.

      Этим летом баню, дошли руки – вывешивали. Заменили с грехом пополам восемь сгнивших бревен, а возились – целую неделю. Столько было кряхтенья, сморканья, матюгов, когда эти бревна подводили, что по затраченным усилиям вполне можно было новую баню срубить. А уж щепок-то вокруг нее, поленьев, топоров – приносили их пять, а то и дело, как понадобится, слышно: «Да где и топор-то, елки-зеленые, только что в руках держал». Окурков же – как на автобусной остановке у вокзала в большом городе.

      Да, далась нам эта баня… Когда закончили, не верилось, что наконец-то все. Делали мы ее втроем: отец, дядя Сивиря (муж тёти Лины, сестры моей матери), да я. От меня, впрочем, толку было немного. Хотя в стройотряде и плотничал, но тут спецы получше меня, да и советы мои в расчет не принимались, хватало советчиков. То и дело приходил Александр Петрович Перов, наш, деревенский, не старик еще, но уже и не мужик, да с протезом. Так он с Азлы родом, но давно уже считается местным жителем. Плотник он был знатный, не один десяток домов по Кумзеру обшит его руками, да и наш тоже, а сейчас может только советы давать. Для него это и занятие, и удовольствие – посидеть с мужиками. Где еще покажешь свою квалификацию, не перед хозяйкой же. Сыпят плотницкими терминами, раз по десять бревно смерят. Часто приходится подрубать каждое бревно и убирать его – то в лузгах тесно – подрубят, то коровка велика, то паз забудут вырубить. А потом бревно вообще кривое окажется – щель такая в стене, что лапоть войдет. Сидят, курят, пока не вспомнят, что «не клин бы да не мох, так и плотник бы сдох».

      Поставили баню на два домкрата, показалось – стоит криво. Дядя Сивиря начал барсиком (топор в чурбаке) подбивать клин в клетку, баня и вообще на бок свалилась. Пока поставили ее на место – день и прошел. И так целую неделю, а уж предложений, как и какое бревно подводить, было будто в конструкторским бюро у юных инженеров.

      И все-таки баня поставлена, щепки вокруг нее собраны и пошли на растопку, наконец-то можно идти париться. В городе в баню никогда не хожу, не то, а здесь, в деревне, топил бы ее каждый день. Пока жили дед да бабушка, то у них это был целый ритуал: дед топит, бабушка скутывает. Воды наносить была уж, конечно, моя забота.

      Наш старый дом…

      В баню ходил всегда вместе с дедом. Она у нас под горой, недалеко от дома. Я сбегу быстро босиком, сяду на лавочке – любил смотреть, как дед с горы спускается – с веником под мышкой, чистой рубахой, чинно, медленно. Да ведь с деревянной ногой и не побежишь. Веник распарить, первый ковш на каменку плеснуть – это была его обязанность, я сижу на полке, жду жара. Не помню, чтобы дед парился в старости, он любил только банный дух, скажет свое «угу» довольно и сидит на лавке, еле заметно улыбаясь. А в молодости он в баню в шапке ходил, чтобы уши не жгло, и, напарившись – в снег падал. Мне, бывает, невтерпеж от жара станет – убегу в предбанник, а ему хоть бы что, знай свое «угу», это хорошо, значит.

      И вот баня без деда…

      Больше всего я люблю, в общем-то, не сам банный ритуал – жару переношу с трудом, а люблю, напарившись, в предбаннике стоять – чтоб по телу ручьи. И идти домой из бани. Медленно, пока в горку поднимешься, не один раз по сторонам оглянешься: до чего же хорошо вокруг, да и все до травинки родное. А тихо – слышны одни кузнечики. Идешь, и не только тело, но и душа кажется промытой.

      Дед всегда немного полежит после бани, потом скажет: «Чай пить станем». Трезвый он был неразговорчивый, говорил коротко и по делу: «Обедать станем», «баню станем топить».

      Самовар на столе, дед опять свое «угу», добро, значит. Для него в субботу баней удовольствие не заканчивалось. Первую стопку выпивал, вторую выливал в чай. Я как-то попробовал – горечь горячая, а ему – «добро», «угу». Лицо станет умиротворенное, бабушка скажет: «Как меду наелся». Третью выпьет: – «Вот теперь все хорошо, все в порядке».