Подземные корабли. Варвара Еналь

две растрепанные косы кожаным шнурком, чтобы не мешали, средняя сестренка Люка осторожно и неторопливо подсовывала плоский ровный камешек в самую середину раскаленных углей. Костер для приготовления пищи развели немного в стороне от того пламени, где Люк создавал свои ложные ключи. И теперь он прогорел до жарких углей, на которых вполне можно было напечь лепешек. Плоский камешек – гладенький, найденный в русле реки и идеально обточенный быстрыми водами – послужил вместо сковородки.

      Тигаки склонялась над углями, и отсветы огня окрашивали ее кожу в оранжево-коричневый цвет, насыщенный красками ушедшего Светила, бегущих облаков и растущих на этом острове цветов. Худенькие, проворные пальчики сестренки Люка отлично справлялись с работой, и вот уже камень прочно устроился, окруженный углями, и Тигаки шлепнула на него первую лепешку. Воздух наполнился запахом мукокки и пряных трав. Внутри теста находились масляные семена одного из фруктов, растущих на острове. Фрукт не имел названия – в школах Города о нем не догадывались, – а здешние Всадники называли его «маслицем» из-за диковинных семян. Сам фрукт в пищу не годился изза неприятного вкуса, но его семена, достаточно жирные и мягкие, очень хорошо сочетались с зерновыми. И потому лепешки с семенами «маслица» получались вкусными и сытными.

      Убедившись, что лепешка хорошо пропекается снизу и с боков, Тигаки убрала тыльной стороной ладони надоедливые пряди волос, выбившиеся из кос, улыбнулась сама себе, словно была довольна собственными трудами, и затянула песню, тщательно выводя мотив низким и сильным голосом.

      Наше красное Светило закатилось на покой.

      Землю мглою ночь накрыла, и за дальнею звездой

      На цветущие поляны, где ручьев поющих звон,

      Опустился гость незваный – огнедышащий дракон.

      Медленный напев растянулся над кострами, травами и повис грустными нотами в сгущающихся сумерках.

      Тхан повернул голову, прищурил желтые глаза и растянул пасть в странной, зловещей улыбке.

      Шире неба его крылья, ярче звезд его глаза,

      От огня его пылают горы, склоны и леса.

      Берегись, дитя, дракона, в темноте он прилетит

      И огнем дома наполнит, никого не пощадит…

      Последнее мрачное предупреждение печальными звуками пронеслось над поляной, и наступила тишина. Замолчали младшие девочки-щебетуньи, умолкли вечно спорящие близнецы. Нахмурилась Еника.

      – Чего это ты решила петь такие песни? – спросила она, пододвигая к костру большую глиняную миску с тестом.

      Тигаки ничего не ответила.

      – Не к добру такие песни перед полетом. Не пой больше, – коротко велела мама Еника и, выпрямившись, подняла лицо к небу.

      – Храни нас всех Настоящая Мать, – добавила она.

      Мэй почувствовала, как волосы на ее голове вдруг поднимаются дыбом от жутких предчувствий.

      Действительно, зачем Тигаки вдруг спела эту песню? Странную, незнакомую, никогда не слыханную ранее песню? Смысл этих слов однозначен