Мальчик с «Молнии». Сергей Петров

.

      Конечно, мне было стыдно. Я даже посыпал себе волосы пеплом и вымазал лицо углем. Уголь, кстати, был от Стёпкиного арбалета – он сам его сжег. Вместе со стрелами. Кузнечик после этого заявил, что не собирается больше поставлять Степке стрелы, потому что их – стрелы – нужно в кого-нибудь пускать, а не превращать в черный порошок…

      Нет, ну кто бы мог подумать, что все так обернется? Ленка – и вдруг не справится с управлением? Ха! Да скажи, кто подобное пару дней назад – ему бы просто не поверили! Теперь же Ленка лежит в больнице, а нам приходится маяться в тоске и одиночестве. Степка, например, считает, что это несправедливо. И я с ним согласен. Сколько дел пропадает! Представить страшно. А все из-за какой-то нелепой случайности. Нет, правда, разве это жизнь? К тому же мы сейчас оба находимся в глубокой депрессии и печали. Степке, по-моему, ещё хуже. С моральной, естественно, точки зрения. Как зачинщику и инициатору. А если Ленка не верит насчёт инициатора, пускай спросит у Степки. По крайней мере, это будет честно.

      Сидеть на подоконнике было ужасно неудобно. Я всё время сползал, точно смазанный маслом. Приходилось постоянно ерзать, скрябаться и нервничать. От этого путались мысли, и весь монолог получался как газировка в стакане – воды много, толку мало.

      Наконец, я кончил бубнить и уставился в пол, ожидая услышать в ответ что-нибудь краткое и выразительное. И не ошибся.

      – Иди ты знаешь куда… – устало сказала Ленка. Тихо так…

      Грустная она была сегодня. Даже немного странная. Все смотрит в потолок и кусает себе губы. Думает, что ли?

      – А все-таки это Степка, – я вздохнул и поднял глаза на спинку кровати.

      – Ну и дурак, – отрубила Ленка.

      Всегда она такая… Ну, вот кого она имела в виду – меня или Степку?

      Я отковырнул от подоконника высохшую на солнце пластинку пластика и украдкой посмотрел на Ленку.

      Смотреть на себя она категорически запретила. Словно бинты могли испортить ее лицо. Фи! Степка в прошлом году на зачёте вместо положенной по программе мягкой посадки сыграл вниз головой, а потом целую минуту мячиком скакал по степи. И ничего – смотреть на себя после этого не запретил. Во всяком случае, издали. А ведь физиономия у него была так разукрашена, что чуть не пришлось делать пластическую операцию. Правда, все обошлось. Степка потом заявил, что аналогию такого уникального лица второй раз можно получить лишь одним единственным способом – заставить драться на чьей-нибудь физиономии тысячу кошек.

      Я до сих пор вздрагиваю, как только представлю себе эту картину.

      Бинты, естественно, Ленкиного лица не портили. Даже наоборот – делали его каким-то нежным и слегка незнакомым. Зеленые глаза казались еще темнее, пушистые волосы полыхали на стерильных бинтах тяжелым золотом, мягкий овал лица… Н-да…

      А вообще, если честно признаться, мне она такой больше нравилась. Такой вот тихой и задумчивой.

      – Лен, – я снова перевожу глаза на спинку кровати. – Больно. Лен?

      Ленка, как и положено, не отвечает и бросает на меня презрительный взгляд.

      Я, как и положено, смиренно вздыхаю.

      В палате прохладно, пахнет черёмухой. Рядом с кроватью стоит столик со свежими газетами. Ленка, законно, их не читала. Она не любит читать, она предпочитает слушать. Ее, конечно, дело.

      Из-под газет торчит уголок потрепанного журнала. Наверняка, «Космических самоделок». У Ленки их в школе самая большая подборка. Интересно – новый номер или старый? И ведь не спросишь – совсем прогонит. «Надоел», – скажет и точка, И моргай потом растерянно.

      Я отворачиваюсь и смотрю в окно. До сих пор не могу понять – кто додумался выстроить больничный городок прямо на обрыве? С одной стороны, конечно, здорово – море, горизонты, облака, яхты плавают… Красиво, одним словом. Можно даже сказать – шикарно. Было такое слово раньше – Степка в одной книжке откапал. Но с другой-то стороны, люди добрые, кто же строит больницы на обрывах? А если какой-нибудь человек окажется лунатиком? Или, например, захочется больному человеку выйти ночью подышать свежим воздухом… И что? Выйдет он, шагнет пару раз – и поминай, как звали. Так и будет шагать полсотни метров вниз головой, пока не булькнется в море. А каждый ли сможет булькнуться с такой высоты, и остаться при своих костях? В больницах же не спортсмены по прыжкам в воду отдыхают, на самом-то деле! Хотя бы оградку, какую поставили, что ли…

      Ленка, вдруг, командует:

      – Брысь!

      Я мигом соскакиваю с подоконника и на коленках отползаю в сторону. Слух у Ленки не чета моему – как у косули.

      Через секунду в палате раздается чей-то громкий голос:

      – Здравствуй конопатая. Как мы себя сегодня чувствуем?

      – Спасибо, хорошо.

      Ха! А что ей еще отвечать? Ах, извините, плохо? Ну и вопросик.

      – Вот и отлично. Еще пару дней полежишь и сможешь вновь смело падать на землю из-под облаков.

      Доктор то, оказывается, шутник. Ему бы