Пусть аисты вернутся!. Алёна Макаренко

на фельдшера нашей больницы – Анастасию Ивановну.

      – Ты либо в колонию загремишь, либо убьешься, – констатировала она, скептически рассматривая мою поцарапанную физиономию, смачно украшенную фиолетовым синяком.

      – Мы поспорили, что я перелезу через забор карги, – начала я свою оправдательную речь.

      – Кого?

      – Ну, этой – Степанишны, которая нас всегда своей клюкой гоняет от яблонь.

      – Конечно, это ведь ее хозяйство, – резонно заметила Анастасия Ивановна.

      – А ей жалко? – оттопырив нижнюю губу, спросила я.

      Анастасия Ивановна пожала плечами.

      – Может, она их продавать пойдет.

      – Ай, – я отмахнулась, – яблоком больше, яблоком меньше.

      – Снежечка, – сочувственно произнесла наша спасительница Настя, и залила зеленкой мой локоть.

      – Ого, уже 9-ть лет как она, – подтвердила. – Олег, зараза, меня не удержал, когда я через забор лезла.

      – Это ты так упала, что «фингал» под глазом заработала? – она хмыкнула.

      – Да нет, – терпеливо пояснила. – Это я поднялась, отряхнулась, и зацедила Олегу.

      Ну, а он, логично, мне.

      – Ты же девочка, – Анастасия, наверное, пыталась воззвать к моей совести. Но там, где была совесть, остались одни огрызки.

      – Эээ нет, я слишком долго пыталась доказать, что я свой рубаха-парень в компании, чтобы теперь вы мне говорили, что я девочка.

      – Голодная? – вдруг спросила она.

      – Нет, яблок наелась, – я солгала.

      – Тех, которых не удалось достать? – она прищурилась.

      – Анастасия Ивановна, я же не побирушка какая-то, честное слово, – сказала обиженно.

      – А я этого и не говорю, – она улыбнулась. – Просто знаю, что в гостях и суп вкуснее, и бутерброд, и даже яблоко.

      Фельдшер достала из тумбочки стола яблоко и бутерброд и положила передо мной.

      Я, по правде, была не просто голодна, а зверски, поэтому вцепилась в этот бутерброд, показавшийся мне самым вкусным на свете. Потом спохватилась:

      – А вы что есть будете?

      – Я уже перекусила, – ответила Анастасия Ивановна, заполняя мою карточку. – Снежана, приведешь свои синяки в порядок, уж постарайся, – серьезно сказала она, – и напомни дедушке, что пора в Киев на ежегодный осмотр.

      – Лучше на ежегодный фестиваль какой-то поехать, – сказала я, скривившись.

      Анастасия Ивановна вздохнула и протянула мне медкарточку.

      Я грустно посмотрела на нашего врача и вдруг спросила:

      – Настенька Ивановна, а сколько вам лет?

      – Много, Снеж, столько не живут, – она снова улыбнулась, и я еще раз подумала, какие у нее потрясающие васильковые глаза.

      «Надо будет ей васильков подарить. Столько раз прикрывала мою филейную часть от дедовой лозины».

      – А все-таки?

      – 22 почти.

      – Ого, вы уже взрослая, – с уважением сказала я.

      – Спасибо, хоть не старая, – она засмеялась.

      Идя домой, я размышляла о том, что мне все-таки порой везло, и на пути встречались хорошие люди, которые видели во мне человека, а не «конченую дочь алкоголички и неведомо кого с крайне хулиганскими замашками и впечатляющим криминальным будущим».

      Анастасия Ивановна работала у нас в селе всего ничего – пару месяцев, но все относились к ней уважительно. Правда, некоторые злобные, противные старухи ее терпеть не могли, «бо шо там молода може?» А «молода» могла не только детей и взрослых лечить, но и спасти маленького теленка от чумки. И даже помочь появиться на свет маленькому козленку бабы Марфы. Вот, кстати, с тех пор нашу Настю и зауважали.

      А еще она была красивой и не замужней. За ней ухаживали хлопцы из нашего села и из соседнего, но она давала от ворот – поворот всем. Жила она с мамой в конце нашей улицы; они держали две козы, коровку и пять несушек. Почему-то Настя меня полюбила, в отличие от ее предшественницы – Марины Ильиничны.

      Помню, месяц назад я поздно вернулась домой. Ну, загуляли мы на Десне, чего уж там.

      Моя мать уже спала. В комнате витал запах спиртного и лекарств.

      Дед (а он у меня очень страшный) вышел во двор с неизменной лозиной:

      – Где шлялась?

      – Дед, мы купались, да и солнце вот только село, – пролепетала, в ужасе поглядывая на «орудие пыток и наказаний».

      – Купались, значит, – голос был угрожающий, как гром перед дождем. – А ты сделала уроки? – рявкнул он. – Скоро каникулы закончатся, а в твоих тетрадях и конь не валялся.

      – Чего ему в тетрадях валяться, – попыталась пошутить, – в сене намного комфортнее.

      – Остроумная, значит, – и я получила первый хлесткий удар, – в мамашу свою! – Скоро в подоле принесешь?

      Помню, что тогда прибежала соседка, Наталья Петровна, и начала кричать на деда.

      Я