Записки практикующей ведьмы. Наталья Малиновская

нередко.

      Поиски ничего не дали. Не нашли ни его, ни машину. Родители попросили меня посмотреть. Я взяла фотографию, подержала её в руках и в этот момент как будто провалилась сквозь фото. Почувствовала себя стоявшей в каком-то сыром помещении. Вокруг меня были люди. Причём настроенные очень агрессивно. И человек, которого я смотрела, в это момент понимал, что его сейчас убьют. Он был в жутком состоянии: всё понимал, более того, ЗНАЛ.

      Он ждал своей смерти. Это было очень страшно. Потом выстрел. Но этого выстрела он не слышал. Я очень хорошо помню его рубашку в синюю и белую клетку. И помню, как по ней расползалось пятно крови. Стреляли в сердце, довольно профессионально. Те мгновения, которые я смотрела, были пропитаны чувством страха. Звериного страха. Я прочувствовала именно последние мгновения его жизни. Ни что было до выстрела, ни после, я не смотрела, поэтому ничего сказать не могла. И вот сижу я в этом жутком состоянии, а родители просят подробностей. Помню, что закрыла фотографию и сказала:

      – Всё, я больше не буду смотреть.

      И для себя поняла, что больше никогда, ни за какие деньги не буду смотреть такие вещи. Потому что-то чувство звериного страха, переживание, что тебя убивают и ты это понимаешь, слишком сильно на меня подействовало. Это на самом деле очень страшно. Ужасно. После этого я стала держаться подальше от таких дел. Мне гораздо проще менять судьбу, чем её предсказывать или смотреть события, которые происходили в прошлом человека.

      Лихие 90-е. Две истории о предательстве и прощении

      Конечно, мы в этой книге затронем и практику, но все эти истории я рассказываю не просто так. Они, помимо того что интересны сами по себе, показывают насколько от вас, вашего настроя может зависеть то, что вы делаете.

      Когда-то в нашей стране существовал институт семьи, была мораль. Впрочем, реализовывалась она порой достаточно своеобразно. Я помню старые, ещё советские времена, когда были парткомы и комитеты ВЛКСМ. И если случалось так, что мальчик жил с девочкой, но штампа в паспорте у них не было, то родители девочки, а иногда и сама девочка могли написать заявление на мальчика в партком или комитет комсомола. В итоге мальчик делал предложение прямо на заседании, иногда в красивой и торжественной обстановке, при всей честной компании, обещал любить девочку, пока смерть их не разлучит, в результате сохраняя все те дивиденды, которые давала система. Если же мальчик говорил «нет», то ему очень быстро объясняли ценность комсомольского или партийного билета для карьеры. Стоило только положить такой билет на стол, как о нормальной работе можно было бы забыть. Или по крайней мере не рассчитывать на какие-то повышения или продвижения по службе. В определённом смысле тогда было проще. Женатых, кстати, при попытке развода ждала похожая процедура.

      Но вот настали лихие 90-е. Партия и комсомол приказали долго жить, и контроль исчез. Казалось бы, пришла свобода. Но, как у нас часто бывает, эта свобода трансформировалась в хаос: стало вылезать наружу самое плохое, что есть в людях, то, что раньше, пусть криво и косо, но сдерживалось. Теперь контролировать стало некому, и, чтобы восстановить