Стальное поколение. Александр Афанасьев

двенадцать лет – они уже слушали страшноватые рассказы про то, как на соседнем районе недавно убили паренька на три года старше их – двое взяли его, уже избитого, за руки – за ноги и били об перекладину ворот на поле за школой. Они знали, что так бывает и тоже … и чувствовали, когда надо бежать без оглядки. А в этом водиле в кожане – они чувствовали злую, наглую волю, которая может переехать их и забыть об этом через пять минут. От таких – надо было бежать…

* * *

      Топая новыми, только что купленными за полтинник американскими кроссовками по грязным лужам и расплывшимся от сырости клумбам, во двор сбежал маленький, похожий на подростка человек. Это тоже был стремящийся… их хорошей семьи, но связавшийся с плохой компанией. Звали его Вадим, и уголовники его использовали там, где нужен был именно такой, похожий на нормального, без единой чернильной точки под кожей. Ничего серьезного у него за душой пока что не было – так, хвосты матерым подносил…

      Вадим подбежал к восьмере, сунулся внутрь.

      – Там!

      – Видел? – растягивая по-блатному слова спросил сидевший на правом-переднем.

      – Точняк, отвечаю!

      – Самого Кима видел?

      – Не, но тачка его – точняк там. Тойота, красная, со двора стоит. Шикарная лайба, точняк его, без базара…

      Вадим был совсем молодым, и лупил известные ему блатные слова в дело и не в дело…

      Сидевший на правом-переднем ухарь – небрежным жестом потрепал его по плечу.

      – Теперь сдристни отсюда, мухой. Вечерком брякну…

      Пацан в кроссовках за полтинник, которые купил ему в подарок отец – чиновник Внешторга – побежал дальше, во весь опор убегая от срока за вымогательство, а возможно – и за убийство. Его время еще не пришло…

      – Муха…

      – Пацан правильный – задумчиво сказал Муха – из мажоров, но правильный. Стремится.

      – Отвечаешь. Поехали…

      Восьмерка резко, с пробуксовкой тронулась с места, следом – отставая, покатился и пирожок, в котором хорошо было вывозить людей в лес.

* * *

      Пролетев поперек дороги под яростный гудок желтой, таксистской волжаны – восьмерка резко ввалилась во двор, одну из стен которого составляли зады нужной стекляшки. Зады были самые обыкновенные: ржавая сетка – рабица на полусгнивших слегах, валяющаяся тут и зимой и летом никому не нужная пустая тара, размешанная сапогами грузчиков грязь, два ободранных мусорных контейнера, полных с верхом. Дальше – эстакада, как раз по высоте кузова Зил-130, рабочей лошадки советской торговли. На ней, сидя на корточках курят двое работяг-грузчиков в засаленных, черных телогрейках и с пропитыми лицами…

      Восьмерка тормознула прямо перед мордой Тойоты – на грани фола, едва не боднув. Водитель и пассажир с правого-переднего выскочили из машины одновременно, оставив двери широко открытыми. Водила восьмерки резко, без рук – запрыгнул на эстакаду.

      – Ты куда, мужик! Сюда нельзя!

      – Ща, отец… – невнятно ответит тот, и сделал короткое движение рукой.

      Нанявшийся на день бомжара осел, хватая ртом воздух,