Я оставлю свет включенным. Александра Миронова

так буду благодарна и денежку смогу платить. Пусть немного, но на сигареты хватит.

      Антоныч кинул заварку в закипевшую воду и, прикрыв чайник крышкой, убрал его с огня.

      Пожевал длинный ус, а затем снова посмотрел на Глафиру:

      – Как же ты тут с дитями жить будешь? В избе ни воды, ни туалета, ни телевизора.

      – А нам и не надо, – пожала плечами Глафира, – мы будем вести викторианский образ жизни. Все сами. Натуральное хозяйство, никакой техники. Так дети целее и здоровее будут.

      Антоныч снова внимательно посмотрел на Глафиру и сделал несколько шагов по направлению к ней. Она слегка поморщилась от жуткого запаха, он заметил и не стал приближаться.

      – Викторианский, говоришь? Это хорошо. Не знаю, кто ты и от чего бежишь, детонька, но только дам тебе совет, коль позволишь. Если хочешь быть здесь в безопасности, спрячь руки и выбрось сигареты. Здесь жизнь остановилось, и люди любят смотреть в замочную скважину. Так вот, ты постарайся, чтобы в эту скважину никто ничего не увидел. А уж если будешь доброй к людям и тебя полюбят, тогда можешь ничего не бояться. Случись что – все за тебя горой станут. А если нет… То сам черт тебе не поможет.

      Ничего не ответив, Глафира посмотрела на молодой месяц. Захотелось завыть, как собаке. Кивнув Антонычу, она направилась в дом, где так и не сомкнула глаз до утра.

* * *

      Данила с интересом наблюдал за отцом, развившим бурную деятельность и носившимся из угла в угол. Он понимал, что отцу здесь тесно, некуда деть кипучую энергию и привычку командовать, но что с этим делать, не знал.

      – Даня, я хочу построить бомбоубежище и катакомбы, – решительно заявил Генрих Карлович и, остановившись, уставился на сына. Военная выправка, отпаренная форма, которую отец по старой памяти надевал почти каждый день. Она немного диссонировала с интеллигентным мефистофелевским лицом – черными волосами с проседью, аккуратной бородкой клинышком и немного старомодными очками.

      – Папа, зачем тебе катакомбы? – вздохнул Даня и снова качнулся в кресле-качалке, стоявшем на веранде старого дома.

      Ему нравился этот дом, и он с энтузиазмом воспринял идею отца реставрировать его и вернуть к жизни. С таким же энтузиазмом он отозвался и на его идею построить агрокомплекс. И хотя каждый из них преследовал собственные цели (Генрих Карлович стремился создать обширные запасы на случай третьей мировой, которая, по его мнению, должна была разразиться со дня на день, а Даня просто хотел заработать денег), агрокомплекс оказался действительно удачной идеей и не только принес внушительные доходы, но и вернул жизнь в небольшой поселок.

      Отец считал, что кичиться богатством – это моветон, особенно ему, служивому человеку, поэтому никто не знал, кто является настоящим хозяином дома и комплекса. У отца был управляющий, тащивший на себе все дела, а в дом, называемый в народе «усадьбой», отец приезжал не так часто и, как правило, под покровом ночи и в компании других людей.

      Генриху Карловичу также удалось убедить сына в строительстве частного дома престарелых неподалеку от усадьбы. И хотя от богадельни