Палатка с красным крестом. Александр Тамоников

победа стала бы пирровой, а майор Рязанов терпеть не мог безвозвратные потери. Все что угодно, только не «двухсотые»!

      – Ну, выезжай, – бросил он, – чего завис? Будем до Нового года здесь торчать?

      – Ну да, – спохватился Ефремов и задергал рычаг. – Бывает, товарищ майор.

      Максим обернулся. В салоне царило подозрительное молчание. Сзади четверо – Тимнев, Лапунов, Драгин, Гарифуллин. За ними осчастливленные сирийские военные. Готовились к смерти, а вышло наоборот. Они то ли в обморок попáдали, то ли спали.

      Медработник Зуев перед отъездом их бегло осмотрел и вынес вердикт – ничего смертельного. Духи били мужиков от души, и условия содержания были далеко не санаторные, но люди крепкие, дорогу выдержат.

      Спецназовцы с интересом разглядывали заместителя командира группы. Мол, спасибо вам огромное, товарищ майор, за то, что дали нам шанс дожить до Нового года.

      – Что? – Он начал раздражаться. – По боям соскучились? Так можем догнать…

      – Нет, товарищ майор, пока не надо, – проговорил Лапунов. – Драгин вас жарко благодарит. У него дети, жена, другие женщины…

      Драгин фыркал, остальные смеялись. Машины выбрались на дорогу и взяли курс на Эль-Зувейру, до которой оставалось километров семнадцать. Люди снова расслаблялись, принимали удобные позы.

      Пошучивал Андрюха Тимнев. Мол, нуждаемся в срочной психологической реабилитации.

      – Ты по-русски скажи, – прогудел из-за руля Ефремов, – выпить хочешь?

      Майор Рязанов тоже позволил себе закрыть глаза. До Нового года оставался месяц – и где, интересно, его встречать? Народ за спиной – эта тема тоже беспокоила.

      – Возможен ли теоретически краткосрочный отпуск? – проворчал Драгин.

      Про жену и детей этого капитана Ефремов не соврал. Они ждали кормильца на Кубани. Про «других женщин» вопрос оставался открытым и полным неясностей. О похождениях на прочих фронтах Драгин никогда не распространялся. Он был единственным женатиком в группе!

      Как ему это удавалось, одному богу ведомо. Иногда офицер хватался за голову и пускался в откровения. Мол, девять лет брака строгого режима! Не жена, а начштаба моей жизни! Но всякий раз, когда была возможность, он спешил ей звонить, писать.

      – О чем ты говоришь с супругой? – как-то раз спросил его Максим. – Нам ведь нельзя сообщать, что мы в Сирии. А твоя начштаба – такая въедливая.

      – Да, она догадывается. – Драгин сокрушенно вздохнул, тут же спохватился и добавил: – Но правила игры мы соблюдаем. Спрашивает: ты как там? А я давай ей заливать, что вечерами гуляем по Владивостоку, любуемся вечерним океаном, в качестве работы поймали парочку контрабандистов.

      Товарищи ржали, и эта тема не иссякала. Кто-то втайне завидовал Драгину. Ведь нет ничего плохого в том, что тебя ждут. Но вслух об этом офицеры не говорили, чтобы не прослыть чудаками.

      Максим посмотрел на часы. Начало третьего, в сущности, неплохо, особенно если все и дальше пойдет