Белая субмарина: Белая субмарина. Днепровский вал. Северный гамбит (сборник). Влад Савин

во Фритаун и сдаетесь британским властям, а я обещаю вам лично снисхождение американского правосудия за захват судна под флагом США и убийство американских граждан.

      Ага. Кто-то устроил бы все эти пляски в море лишь затем, чтобы добровольно сесть в тюрьму, стоит лишь Америке топнуть ножкой? Ну нельзя же всех, кроме себя, идиотами считать?

      – Вы не поняли. Ваша Испания ищет, кому продать товар – так пусть это будут США, а не фюрер. Учтите, что мы можем дать большую цену за выкуп имущества, пусть даже украденного у нас.

      Еще веселее. Какой может быть торг в британском порту?

      – У вас нет выбора. Этот инцидент забыт не будет, виновные будут установлены, хотя бы через много лет. Платой будут ваши головы и тяжелая кара для вашей страны.

      А понимает ли он сам, сколько сейчас стоит его конкретная жизнь?

      – Я добровольно выбрал эту работу. Принимая возможный риск.

      Надеется, что кто-то о нем вспомнит? Орденом посмертно наградят, памятник поставят? Или просто забудут завтра, словно он и не жил никогда?

      – Да пошли вы… У вас есть еще сутки, чтобы дать ответ. До того, как я должен буду связаться с Фритауном. Уйти с судна вам некуда и не на чем. Убьете меня – сами проживете недолго. До того часа, как вас перехватят британские корабли.

      Идейный американец. Я-то думал, такие встречаются лишь в романах Тома Кленси. Не матрас перед домом вывешивать и орать, что патриот, а реально – свою жизнь за идею? Что ж, и немцы этой войны не были карикатурными вояками с плакатов. И уж прости, как у вас любят говорить, ничего личного, но живым тебя отпускать никак нельзя.

      Его расстреляли утром, на палубе, из немецкого МР. Даже такая мелочь – если тело все же выловят, в нем не найдут пуль русского образца. Интересно, а как бы он вел себя, если бы знал правду?

      День прошел без происшествий. Светило солнце, куда там Сочам, экватор – а мы работали как проклятые. Сначала приборка, следы пуль и крови, убрать или замаскировать. Затем переквалифицировались в такелажников, ворочая бочки в трюме, чтобы на погрузке сэкономить хоть какое-то время. Командир еще приказал нам сделать «намордники» из бинтов и ваты, взятых в судовой аптечке: «Ваше здоровье – это достояние СССР, завтра помрете, кому воевать?» – чтоб вы поняли, урановая руда сама по себе фонит слабо, а вот урановая пыль при вдыхании смертельно опасна, и тяжелый металл, химия, и радиация прямо в легкие, уже оттуда не выгнать, тут и малая доза летальна. Вот только двигать в таком виде шестисоткилограммовые бочки, даже талями, да еще на африканской жаре, это то же самое, что бегать в противогазе (кто хоть раз делал это, тот поймет).

      Пленных, что ли, припахать? Тех, смирных, кого наша группа взяла? Нет, чтобы еще при них сдерживаться, это еще больше утомляет. Сказал это командиру, он согласился, что тогда надо сразу по завершению работы всех четверых пристрелить и за борт, но не просто так, а придравшись к «саботажу», чтобы других устрашить.

      Пленные и так хлопот не доставляли. Особенно тот,