Царь-девица. Всеволод Соловьев

так», – рассказала все доподлинно о продерзостях Любашки и требовала себе защиты.

      Афимья Лукьяновна приказала немедленно призвать к еебе Любу, но та не явилась.

      Тогда она сама к ней отправилась.

      Люба стояла, как бесом одержимая, с поленом в руках, очевидно, никого и ничего перед собою не видела и диким голосом кричала:

      – Никто не подступайся, не то убью!

      Афимья Лукьяновна побежала прямо к мужу.

      Тот, узнавши в чем дело, взял с собою двух ражих людей; Любу, несмотря на ее безумное сопротивление, схватили и отстегали так, что она дня два не могла подняться с постели.

      После этого прошла неделя – и вдруг в перхуловском доме объявилось, что Люба исчезла.

      Все поднялись на ноги, стали искать ее, но нигде не находили. Порешили, было, что случилась такая беда: девка, видно, с дури да с сердцов утонилась в проруби.

      Одно только казалось странным: все Любино белье, платье были налицо. Считали и пересчитывали – как есть все цело! И выходило так, что Люба скрылась из дому не только без шубки, но и без самой необходимой одежи. Может, надела чужое… Всех переспросили, все переглядели: все как есть цело – ничего не оказалось в пропаже.

      Чудное дело: выбежала девка в зимнюю морозную ночь топиться, выбежала в чем мать родила на свет Божий, и никто не видал, как она бежала!.. Нет, тут что-то неладно! Уж не сам ли дьявол ее сцапал?

      Это предположение оказалось самым подходящим, и на нем остановились…

      IV

      У опушки густого, на десятки верст раскинувшегося бора, недалеко от дороги московской, верстах в двадцати пяти от Суздаля приютилась избенка. Чернеется она, будто гриб какой, среди яркого снега, озолоченного солнцем. Кругом тихо. Неподвижно, как каменные изваяния, стоят вековые сосны. Молчит лесная птица. Не подает голосу домашняя скотина под навесом. Только легкий дымок струится над избою, поднимается к ясному, розовато-голубому небу и незаметно исчезает в безветренной высоте.

      Но вот скрипнула дверца избушки, на пороге показались старик и молодой парень.

      Парень в толстом зипуне, теплых валенках, в меховой шапке, за спиною у него котомка небольшая из толстой холстины.

      Старик что-то толкует парню, показывает руками на дорогу.

      – Спасибо, дедушка, спасибо, понял, – отвечает тот звонким голосом. – Бог даст, не заплутаюсь.

      – Помни: село Медведково, спроси там Лукьяна – его всякий знает, – он тебя на ночь впустит.

      – Спасибо, дедушка, спасибо за ласку! Не впустил бы ты меня, так в лесу ночевал бы!

      – Зачем в лесу? И незнаемого человека в лесу не оставлю, а коли ты моего племяша Федюшки приятель, так тем паче. Только, эх ты, парень, парень, подивился я на тебя – полно, так ли, что ты мне насказал, с посылом ли ты на Москву от господина?

      – Вестимо, с посылом, – бойко ответил парень.

      – Ну, да ладно, – слабо усмехнувшись, заметил старик, – я тебе не судья, и не доносчик. В бегах ли ты или что – не мое дело, ты мне зла не сделал – с Богом!

      Юноша еще раз сказал старику