Воскресшая душа (сборник). Александр Красницкий

и сегодняшним днем. Не смей беспокоить меня своими глупыми бреднями!

      – Соня! – воскликнул граф. – Так вот ты какая добрая!

      – Нет, ваше сиятельство, нет, злая я, страшная, свирепая! Вот я вас накажу сейчас, строго накажу, чтобы вы не смели обижать меня в будущем! – воскликнула Софья, и ее руки обвились вокруг шеи мужа, а на его лоб, щеки, губы посыпались горячие поцелуи.

      Нейгоф чувствовал, что все купе кружится перед его глазами. Стук колес звучал где-то совсем далеко; восторг, невыразимое блаженство широкой волной вливались в его душу.

      – Ну, довольно! – отпустила его Софья. – Что, милостивый государь? Видите, какая я злая?

      Михаил Андреевич опустился перед ней на колени и с благоговением прильнул губами к ее руке.

      – Ненаглядная, счастье мое, – задыхаясь от волнения, шептал Нейгоф.

      – Что теперь: рай? ад? – засмеялась Софья.

      – Рай! Восхитительный рай!

      – Прекрасно, очень рада! А теперь, ваше сиятельство, нет ли еще вопросов, которые могли бы мне грозить повторением устроенной сцены? Лучше сразу разрешить все.

      – Есть, Соня, – ответил граф. – Ты только не сердись… Ответь мне прямо, как это достойно твоего сердца.

      – Без предисловий, я жду!

      Голос Софьи теперь был резок и даже груб.

      – Видишь ли, Соня… Ты не подумай, что у меня на уме что-нибудь дурное… Нет, нет! Но все-таки мне хотелось бы знать, кто эти молодые люди – Куделинский, Марич, шафера… в особенности Куделинский…

      Софья опять рассмеялась, но на этот раз не так искренно.

      – Это мне нравится! – воскликнула она. – Мой супруг уже ревнует!..

      – Соня! – попробовал остановить ее Нейгоф.

      – Да что тут! Ты спроси, сколько раз я видела этих господ? Марича я вижу всего второй раз в жизни, а Куделинского видела чаще… Это клиенты моего покойного благодетеля… Они бывали у него, так как же я могла не видеть их? Я никогда не говорила с ними иначе, чем с гостями. Если я пригласила их быть нашими шаферами, – то лишь потому, что никого более не знаю. А эти люди мне хоть по фамилиям известны… Третьего, Квеля, я совершенно не знаю… А ты… ты… ревнуешь меня, свою молодую, маленькую женушку, к первым встречным… Грех тебе!

      И вдруг Софья заплакала.

      – Милая, да я не хотел обидеть тебя! – воскликнул граф и заплакал сам, стоя на коленях и смотря на жену снизу вверх влюбленными глазами.

      – Станция Любань! – раздался у дверей купе окрик кондуктора, сразу нарушивший идиллическое настроение супругов. – Поезд стоит двадцать минут!

      – Мы выйдем, – встрепенулась Софья. – Право, ты обидел меня, Михаил.

      – Дорогая, разве я хотел…

      – Все равно!.. Я прощаю тебе, потому что ты не знаешь меня. Но в будущем воздержись. Мне… очень больны твои подозрения.

      Замигали фонари станционной платформы. Задребезжали свистки. Поезд стал. Михаил Андреевич и Софья вышли из вагона, и тут же Нейгофу бросилась в глаза красивая, самоуверенная физиономия Куделинского, разговаривавшего с начальником станции.

      Станислав Федорович