Внутренние голоса. Катерина Осипова

в школьном классе, где по видеотрансляции нам рассказывали с огромной интерактивной доски основы основ – каким образом благодаря функциям теломеразы удалось достичь так многого в двадцать первом веке и почему нам все-таки пришлось вернуться к старой-доброй идее переноса сознания. Конечно, рассказали также классический случай «Пациента N», который первым в экспериментальной группе впал в психоз и попытался уничтожить опостылевшее тело. Я воображала под бодрый голосок преподавательницы: столетиями живу с одними и теми же руками, хожу по земле одними и теми же ногами, смотрю в зеркало на одно и то же лицо одними и теми же глазами.

      Но, в то же время, я была в каком-то странном месте – кусок земли окружен воткнутыми в землю металлическими тонкими палками, переплетенными между собой прожилками еще более тонкого металла. В одном месте палки расцеплялись, и часть сооружения отходила вперед и назад, будто дверь. Только не та, что у нас дома, а как на картинке в учебнике истории.

      И кто-то говорил мне:

      – А траву полоть?

      Я видела свои перепачканные руки – они колдовали над участком с беспорядочно растущей зеленью. Руки безошибочно знали, какую зеленушку нужно вырвать из земли, а какую оставить. Пальцы любовно расправляли влажные листочки, на которые буквально несколько минут назад чьи-то еще руки с неясной целью расплескивали воду.

      Мне понравилось ощущать под ногтями влажную черную землю. И вдыхать травяной запах.

      И ровно в этот же момент, когда часть сидела в классе и часть в этом странном месте, еще одна часть раскололась надвое: я видела саму себя – реальную и в реальном времени – на белом кресле в лаборатории. И видела себя – не менее реальную и все в том же единственно существующем текущем моменте – у стены, скрестившую руки и внимательно глядящую на кресло, в котором сижу.

      Нас всех было так много в одно мгновение, что захотелось кричать. Захотелось забраться с головой под одеяло, вообразить себя каким-нибудь супергероем и заснуть, баюкая испуганного ребенка внутри теплым дыханием.

      В моей голове словно работали одновременно десятки видеотрансляций, перекрикивая друг друга на всех языках мира.

      И кто-то в школьном классе недовольно прошипел у меня за спиной:

      – Ну, я же слушаю! Из-за тебя на перемотку придется ставить!

      И кто-то сунул мне в грязные руки какой-то инструмент со словами:

      – Теперь нужно проборонить вон ту гряду.

      И кто-то обратился к сидящей на кресле:

      – Сделайте глубокий вдох.

      И кто-то оттолкнул стоящую у стены:

      – Не подходи так близко.

      И что-то внутри лопнуло, будто взорвался бумажный пакет.

      Возраст: 10 лет

      Пауза, и потом по новой.

      Я гуляла вокруг школы в одиночестве. Названные родители забыли забрать меня вовремя после уроков. Или просто не смогли отпроситься с работы, так бывает. Мне двадцать восемь лет, хотя биологически – всего десять. До меня это неудобное, как будто резиновое, тело лежало в капсуле с питательным раствором, дожидаясь, пока я его надену.

      Моим названным родителям по девяносто восемь, но биологически – кажется, по двадцать шесть. Они-то застали технологическую сингулярность, изменились в процессе общечеловеческих изменений. Для меня – это просто глава в учебнике, на которую преподавательница отводит двенадцать академических часов.

      Я гуляла вокруг школы, пинала искусственные камни и очень по-детски злилась на необходимость учиться по полдня. Как будто я в своем столетии мало времени на учебу потратила… Иногда мне даже удавалось вспомнить, что мы тогда учили. Кажется, я всегда была в восторге от уроков литературы или обществознания и люто ненавидела точные дисциплины, вроде математики или физики. В новой школе нового века подобные вещи щелкаются на ура, а вот философские концепции похожи на пребывание в Китайской комнате: у меня есть все необходимые материалы, но нет никакого понятия о том, как использовать их осмысленно.

      И ровно тогда же я сидела на мягкой штуке, которую женщина – биологическая родительница – называла диваном. В таком контексте:

      – Хватит уже зад на диване просиживать!

      Мои губы, по ощущениям очень сухие и потрескавшиеся, отвечали:

      – Я читаю.

      Биологическая родительница терпеть не могла, когда я читала в ее присутствии книги. Толстые такие, из бумаги. Думаю, именно поэтому я постоянно уходила в дом другого биологического родственника, своего деда.

      Она некрасиво скривилась и взвизгнула:

      – Я сказала хватит! Сиди слушай меня.

      Она говорила, что обсудила вопрос моей учебы с другим родителем. Теперь между обычной и музыкальной школами я буду ходить обедать в его комнату большой квартиры, где живет много разных людей, никак не связанных друг с другом. Говорила, что он будет покупать продукты и готовить, поэтому мне больше не нужны листочки бумаги, в обмен на которые в специальных местах предоставляют разные вещи. Я понимала, о чем она говорит,