Лето второго шанса. Морган Мэтсон

так близко к нашему, что я могла рассмотреть ряды горшков на подоконниках. – Вот сюда.

      Какое-то время я просто смотрела на дом, принадлежавший ранее супругам Моррисон, и я предполагала, что они и их отвратительный пудель живут в нем по-прежнему.

      – Так мы соседи?

      – Уже несколько лет. Но ваш дом все время арендовали. Я решил, что вы больше не будете приезжать.

      – Я тоже так думала, – ответила я, – если хочешь знать правду.

      – И что случилось? – спросил он, пронзительно глядя прямо на меня красивыми зелеными глазами. – Почему вдруг вернулись?

      От этого вопроса у меня перехватило дыхание, ведь Генри затронул тему, которую я старательно всячески гнала от себя проч.

      – Ну… – медленно протянула я, глядя мимо Генри на поверхность воды и стараясь придумать, как бы это объяснить. Казалось, ничего сложного. Всего-то и требовалось сказать что-нибудь насчет того, что отец болен, и потому мы проведем лето здесь. Трудность была не в этом, а в вопросах, которые могли за этим последовать: как сильно болен, чем, насколько серьезно. И далее – неизбежная реакция людей, узнавших, что это на самом деле серьезно. Было и еще кое-что, что я понимала, но боялась произносить вслух: мы проводим с отцом последнее лето.

      Поскольку я старательно избегала подобных разговоров, у меня не было заготовлено отработанного объяснения. Слух о болезни отца распространился по школе довольно быстро, что избавило меня от необходимости объяснять ситуацию. А если в бакалейном магазине нам с мамой встречался кто-нибудь из знакомых и спрашивал о папе, я уступала возможность объясняться ей, а сама отворачивалась или отходила в сторону, делая вид, что трудный разговор, который ведет мама, не имеет ко мне ни малейшего отношения. Сейчас я сомневалась, смогу ли справится с эмоциями, отвечая на возможные вопросы Генри. Узнав о болезни отца, я еще ни разу не плакала, и мне не хотелось бы расплакаться перед ним.

      – Долгая история, – наконец выговорила я, не сводя глаз со спокойной глади озера.

      – Да уж, – саркастически сказал Генри, – наверняка.

      Я вздохнула. Генри никогда не говорил со мной таким тоном. Если мы ссорились, то, как дети, били друг друга ладошками по рукам, обзывались, дразнились, одним словом, – делали все что угодно, лишь бы покончить со ссорой и снова стать друзьями. Но сейчас его тон и язвительные реплики создавали впечатление, что я разговариваю с кем-то с другой планеты.

      – Так почему вы переехали? – спросила я чуть более агрессивно, чем хотелось бы, и повернулась лицом к нему, сложив руки на груди. Переезды в Лейк-Финиксе случались довольно редко: по дороге сюда мы проезжали дом за домом со знакомыми вывесками на фасадах – все владельцы были прежние.

      Ожидая немедленного ответа, я с удивлением заметила, что Генри слегка покраснел, засунул руки в карманы шортов, как всегда бывало, когда он не знал, что сказать.

      – Долгая история, – сказал он, подражая мне и глядя на причал. Некоторое время было слышно только постукивание