Истребитель магов. Дмитрий Казаков

подхватил Мадая под руки, помог подняться.

      – Спасибо, – прохрипел колдун, обнаружив, что его поддерживает Гуннар.

      – Не за что, – ответил тот.

      Подскочил Харальд, вдвоем они помогли Мадаю доковылять до юрты. Там он жадно ухватился за сосуд с водой. Руки колдуна тряслись. Холодные струйки текли по подбородку, щекотали грудь. Но ему было все равно.

      – Воля духов явлена! – торжественно возвестил Елам, когда сосуд с водой вернулся на место. – Харальд имеет право покинуть племя. Но семя его должно остаться с нами!

      – Что? – Юноша вскинулся, глаза его сверкнули.

      – Спокойнее, – сказал Мадай, морщась от чужеродных отголосков в своей речи. – Тебе придется некоторое время пожить с одной из молодых вдов, по выбору вождя. Когда станет ясно, что она беременна, ты будешь свободен.

      – Ладно. – Харальд решительно кивнул, но лицо его потемнело.

      – Но вы кое о чем забыли, – неожиданно вступил в разговор Гуннар. – Мальчик, – при этом слове воспитанник дернулся, но смолчал, – не знает того, как живут люди на юге. Не умеет вести себя в городе, не ведает, кто такие родовитые.

      – И что ты предлагаешь? – поинтересовался вождь, хмуря брови.

      – Я пойду с ним.

      Мадай усмехнулся про себя. Он ожидал такого поворота событий. А вот Елам, похоже, нет.

      – То есть как? – спросил он, удивленно морщась. – У тебя жена, дети! Ты не сможешь уйти!

      – Смогу, – сказал Гуннар, и губы его сложились в кривую ухмылку. – У меня долг перед… отцом этого юноши, и теперь я вижу неплохой способ его отдать.

      – Что за долг? – поинтересовался вождь.

      – Вот он знает. – Гуннар показал на Мадая. – Харальд… старший, он исцелил мою жену от бесплодия.

      – Да, – кивнул колдун на вопросительный взгляд вождя. – Было.

      – Тогда быть по сему, – прогудел Елам и поднялся. Взгляд его, обращенный на Харальда, был полон сожаления, – Как только выполнишь долг перед племенем, можешь уходить.

* * *

      Уходить оказалось неожиданно тяжело. Харальд и сам не осознавал, насколько привык к племени, к запаху прогорклого жира и шкур, постоянно витающему над становищем, к знакомому лучше собственной ладони лесу вокруг, к серебристым водам озера. И когда пришло время прощаться, все это вцепилось в него тысячами невидимых рук и держит. Крепче самых сильных пут…

      Гуннару тоже пришлось непросто. Его спор с женой продолжался два дня, к согласию супруги так и не пришли. Взглянув на лицо спутника, Харальд промолчал. В мрачном сосредоточении они решительно зашагали на юго-запад.

      Каждый шаг давался с таким трудом, словно Харальд без лыж преодолевал сугроб в человеческий рост. Когда путники отошли от становища на несколько верст, юноша остановился на миг и сказал:

      – Я ещё вернусь сюда! Обязательно!

      Гуннар промолчал.

      А когда они остановились на ночлег под старой сосной, иголки которой от времени покрылись белесым налетом, осознание невозвратной потери нахлынуло с новой силой. И тогда