Вся история Фролова, советского вампира. Александр Семёнович Слепаков

сплю под крышей в силосной башне, – сообщил Фролов. – Там есть такой закуточек, между подъёмником и крышей, и там хорошо. Туда можно с крыши залезть через окно.

      Елизавета Петровна рассказывала мне, что только тогда заметила, как он изменился. Выражение тоски и страха исчезло полностью из его глаз, никакой растерянности, никакой потерянности, было такое впечатление, что он всё лучше и лучше осознавал свою ситуацию и был всем этим очень доволен:

      – Я когда по улице иду, – рассказывал Фролов, – всё вижу, всё чувствую. Иногда пройдёт кто-то мимо меня, окликнет – я что-то отвечу, примут меня за кого-то – я не возражаю. И слышу я, какой от людей дух идёт. Степной, свежий дух идёт. Или наоборот, домашний, уютный. Иногда к тому меня тянет, иногда к другому. Я так научился, чтоб следов не оставлять. Чтоб их не пугать. Так лучше, а то они за мной гоняться начнут. Я раньше был какой-то, как без тела, и ничего не боялся. А теперь тело у меня есть какое-то вроде. И больно мне бывает. И меня побить, наверное, можно. Осторожнее мне надо быть. Но иногда такой голод нападает – хватает, как рукой изнутри. И тогда я не соображаю ничего. И мне лучше за деревней быть, потому что если я такой к человеку приду, то я на нём точно след оставлю.

      – А тебе обязательно по людям ходить? – спросила Елизавета Петровна. – Есть же коровы, свиньи, лошади…

      – Свинья – что? – объяснял Фролов. – Она – животное. У неё жратва на уме, больше ничего. Она жрёт, что ей дадут, а может и поросят своих сожрать. А человек – это совсем другое. Он свои мысли переживает. Смотришь на него, а он спит и во сне видит поезд. Едет этот поезд по степям, а за окном – поля: сурепка, клевер, кукуруза, кормовые культуры, и все они цветут. Открывает человек окно, а там ветер. Ветер такой крепкий, а тёплый, с духом цветов, земли, и платок он с головы срывает, и волосы треплет, причёску портит, и груди он обдувает, так что соски твердеют. А в купе сидит молодой офицер. И так на человека смотрит, так смотрит, как будто под юбкой всё видит. И улыбается. Взять бы его и прижать к грудям сильно-сильно… Прям задушить его… Я всё понимаю, что человеку снится. И кровь у него знаешь какая? У неё не только свой вкус есть, у неё звук свой есть. Она прямо звучит в ушах у тебя. Это рассказать нельзя, Петровна. Или снится человеку, что сосед его со скотниками сговорился и поджидает у клуба. И он подходит к клубу и прямо на них идёт. Соседа кулаком по шее, механизатора Витюху в морду, что, взяли?! Сзади на тебя кинулись, а ты пригнулся и с разворота под дых. Или, например, снится человеку, что он распаковывает новый телевизор. Жена ходит серьёзная, под серьёзностью скрывает свой восторг. Шутка ли – цветной, самый большой, самый лучший. Напротив дивана его, на тумбочку, поставили, а как антенну настроить, ни черта не понятно, и страшно, и весело. А парторгу снится, что его хвалит генеральный секретарь. И парторг весь прям улыбается во сне. Я когда прихожу, они спят, они как дети все. Я их не бужу, они от этого только крепче спят. Они лежат передо мной, ничего сделать не могут, как будто мне их отдали. А я… У меня силы столько, я одним движением убить могу. Но слежу за собой, мне эта паника ни к чему. Я – осторожно-осторожно,