Главная тайна Библии. Смерть и жизнь после смерти в христианстве. Том Райт

молодость цветущая твоя

      Как немощная о поддержке просит

      У старости разбитой; старику ж

      Без красоты, без страсти и без сил

      Не нужно и богатство. Что ж еще

      Зовется жизнью? И хоть в жизни скрыто

      Смертей без счета, мы страшимся смерти,

      Что исправляет все.

      На какое-то время эти размышления утешают Клавдио. Он отвечает:

      Благодарю…

      В стремленье к жизни нахожу я смерть,

      В стремленье к смерти – жизнь. Так пусть приходит.

      Но вскоре после этого Клавдио говорит с Изабеллой, которая готова пожертвовать своей честью ради его спасения. И тогда он оказывается перед дилеммой: смерть, говорит он, – страшная вещь:

      Но умереть и сгинуть в неизвестность,

      Лежать в оцепенении и тлеть,

      Чтоб тело теплое, живое стало

      Землистым месивом, а светлый дух

      Купался в пламени иль обитал

      В пустынях толстореберного льда;

      Быть заключенным средь ветров незримых

      И в буйстве их носиться все вокруг

      Земли висящей; худшим стать средь худших,

      Кого себе мы смутно представляем

      Ревущими от мук, – вот что ужасно.

      Тягчайшая, несчастнейшая жизнь,

      Болезни, старость, нищета, тюрьма,

      Все бедствия покажутся нам раем

      Пред тем, чем смерть грозит.⁷

      Это утешение не несет тепла; беспощадная реальность сохраняется и после смерти.

      Теперь вернемся в нашу эпоху. Первая мировая война не только унесла множество жизней, но и заставила людей размышлять о смысле смерти. Некоторые историки думают, что вера в ад, на которую уже начали нападать отдельные богословы XIX столетия, пошатнулась из-за этой войны. Сама земля в огромной степени превратилась в ад, и людям стало трудно верить, что Бог намерен создать нечто подобное и в будущей жизни. Но это не означает, что они начали верить в христианский универсализм, в небеса или воскресение для всех или хотя бы для большинства людей. Скорее многие стали склоняться к тому, на что уже указал Шелли в стихотворении, посвященном памяти Китса:

      Не умер он; он только превозмог

      Сон жизни, сон, в котором истязаем

      Мы все самих себя среди тревог;

      Сражаться с привиденьями дерзаем…

      Не умер он; теперь он весь в природе;

      Он голосам небесным и земным

      Сегодня вторит, гений всех мелодий,

      Присущ траве, камням, ручьям лесным,

      Тьме, свету и грозе, мирам иным,

      Где в таинствах стихийных та же сила,

      Которая, совпав отныне с ним,

      И всех и вся любовью охватила…

      Прекрасное украсивший сперва,

      В прекрасном весь, в духовном напряженье,

      Которое сильнее вещества,

      Так что громоздкий мир в изнеможенье,

      И в косной толще, в мертвом протяженье,

      Упорно затрудняющем полет,

      Возможны образ и преображение,

      Когда, превозмогая плотский гнет,

      В зверях и в людях дух лучей своих глотнет…

      Дыханье