Очерки истории российской символики. От тамги до символов государственного суверенитета. Надежда Соболева

что «к моменту возникновения письменности славяне успели дважды сменить свои сакральные представления. Сначала древнее язычество подверглось сильному влиянию дуализма иранского типа, затем последний, не одержав полной победы, был вытеснен христианством. Двойная система сакральных представлений оставила глубокие следы в праславянском языке…»[145]. Можно наблюдать эти следы и в древнерусском искусстве[146], что «отражает существование в прошлом определенной религиозно-мифологической и культурной общности между иранцами и славянами…»[147].

      Принятию Древней Русью монотеистической религии в конце 80-х гг. византийские источники уделяют не столь большое внимание, как, казалось бы, должны были. В «Повести временных лет» (за эти годы) явно просматривается усиление Руси, с которым византийцы справлялись с трудом. (Об этом свидетельствуют хотя бы слова императоров, уговаривающих сестру Анну выйти замуж за русского правителя: «И реста ей брата: “Еда како обратить богъ тобою Рускую землю в покаянье, а Гречьскую землю избавишь от лютыя рати. Видиши ли, колько зла створиша Русь грекомъ? И ныне, аще не идеши, то же имуть створити намъ”»[148].) Это усиление позволило русскому князю выбрать религию определенного толка, и в основе этого выбора, как и в случае с титулом кагана, лежали политические причины.

      Вопросы принятия Русью христианства подробно рассмотрел А. П. Новосельцев[149], который, сетуя на немногочисленность и противоречивость источников, освещающих факт христианизации Руси, акцентирует внимание на трудностях, связанных с этим процессом: «Происходило это трудно и при большом сопротивлении народных масс и, очевидно, части верхов»[150]. Видя во Владимире не «скороспелого реформатора», а «осторожного политика», автор считает, что «Владимир, став христианином, сохранил многие привычки и черты князя языческой поры. Он любил дружину и устраивал для нее знаменитые пиры… проводя нововведения в главном, в более частных вопросах оставался верен старине…»[151].

      Вероятно, в этом контексте следует рассматривать и возврат при чеканке первых монет от образа Иисуса Христа к трезубцу. О сакральности этого знака говорилось выше (по семантике он адекватен двузубцу – знаковому выразителю хазарских (иранских) верований). Сакральность трезубца соответствовала и сакральности правителя Руси, что соотносится с функциями правителей на ранних этапах развития государственности (см. выше). Один из исследователей княжеской идеологии Х-XII вв. отмечал: «Очень точно восприятие князей как духовных владык подчеркивает хазарский титул “каган”, прилагаемый к верховному сакральному царю. Этот титул употреблен Иларионом в “Слове о законе и благодати” применительно к Владимиру, Ярославу…»[152]. Очевидно, автор не сомневается в «каганьей» сакральности последних. Однако вряд ли стоит напрямую увязывать функции, которые приписываются хазарскому кагану, с «реалиями бытия» правителей русов, принявших этот титул

145

Мартынов В. В. Указ. соч. С. 61.

146

Лелеков Л. А. Иран и Восточная Европа в III-Х веках // Искусство и археология Ирана. М., С. 135–141.

147

Топоров В. Н. Указ. соч. С. 23.

148

Повесть временных лет // Там же. С. 124–126.

149

Новосельцев А. П. Принятие христианства Древнерусским государством. С. 97.

150

Там же. С. 116.

151

Там же. С. 108.

152

Орлов Р. С. Язычество в княжеской идеологии Руси // Обряды и верования населения древней Украины. Киев, С. 108.