Мода. Дмитрий Арьков

о в интеллектуальной издательской системе Ridero

      Я вышел и закрыл за собой дверь. Понимаю голову: звёзды. По пути накидываю пальтишко. Надо заскочить в тот ресторанчик, что в центре города. Из пригорода в центр так быстро не доедешь, если вообще доедешь. На улице чай не Франция.

      Я был в Сити всего неделю и ещё не знал, ни местного менталитета, ни города, ни страны.

      Сел на скорый поезд. Надеюсь, успею до 11 вечера.

      В конце сидела группа молодых парней и девчонок лет по 16, которые разрисовывали сиденья и окна маркером.

      На следующей станции они вышли. А я подошёл посмотреть, что же они там писали. Все надписи начинались с маленькой буквы, однако заканчивались точкой (только вдумайтесь): «трудно привыкнуть к отсутствию людей, которые были частью вашего дня.», «моя любовь расцветет и завянет, оставшись незамеченной.», «наркотики это плохо.» Такое ощущение, что это какая-то пустая и глупая шутка.

      Когда я вышел из поезда наступило блаженство от невероятно чистого воздуха, после закуренного вагона воздух здесь казался чистейшим на Земле.

      И всё-таки я опоздал. На целую минуту.

      – Александр, где вы были всё это время? – встретил меня на входе лысый старик Михалыч – заведующий этим заведением. Терпеть его не могу. Все его терпеть не могут.

      – Простите, задержался. – выдавил я, скрипя зубами от злости.

      – Знаешь, почему я тебя всё ещё не выгнал?

      – Потому что я лучший пианист в городе? – повторил я его слова, которые слышал уже не в первый раз. Видимо Михалыч боялся, что я переметнусь в ресторанчик лучше. Но мне и здесь жилось неплохо.

      Я шагнул в небольшой теплый зал и сразу услышал вкусный запах из кухни. Ласково пела гитара. На душе сразу становилось тепло, когда я заходил сюда. Этот маленький ресторанчик будто был моей колыбельной. Народу было прилично. В основном они приходили вечером после работы. Однако иногда приходили и влюбленные парочки, но это было чертовски редко, молодёжь всё своё время проводила в грусти, поэтому времени у них не было.

      На эстраде сидел черноволосый кудрявый парень, это – Лёха, он обладал редкой техникой каскадных флажолетов и играл просто прекрасно. Он закончил:

      – Алекс, как дела? – сказал он. – Почему так долго?

      – Да мать задержала. – отмахнулся я, весело запрыгивая на эстраду, где стоял инструмент.

      – Понимаю-понимаю, – сказал Лёха. – Мать это святое.

      Я сел и выдохнул.

      По залу полилась тихая музыка, которая золотыми нитями постепенно окутывала зал. Каждого, кто входил, она встречала с добротой и согревала, а тех, кто уходил, грустно провожала.