Элитный отряд князя Изяслава. Станислав Росовецкий

Ты, Хмырь, приятеля моего чтобы называл боярином. Пусть он начальник небольшой, десяток в бой водит, да по уму и опыту – давно боярин. И в советах у великого князя сиживал.

      Снова осторожно притворил дверь и с погашенным фонарем, под неясный шепот и шорох из горницы, ощупью, добрался до жениной спальни. Любава не заперлась изнутри – неужто поджидает супруга и повелителя? И не спит, хотя лучина в ставце почти уж догорела. Правый угол комнаты черен, пуст и беззвучен: стало быть, кроватка с Баженкой в повалуше у няньки.

      – Явился, идол, не запылился! Опять, значится, понадобилась?

      – Встань, поговорить надо!

      Вот поднялась Любава с постели, выставила ему навстречу свое ненавистное и милое, раскрашенное, как у куклы, и пустое, как у куклы, лицо. Хотен выдохнул, досчитал до пяти и, уже совершенно беззлобно, в спокойных чувствах пребывая, мазнул легкой плюхой по щеке, и без того красной под румянами.

      – За что, ирод! В чем я перед тобою виноватая? – взвыла.

      – Не за что, а для чего поучил я тебя, законная моя супружница, – пояснил Хотен, скидывая шубу и сапоги. – Чтобы без меня тут не вспомнила девичью свою вольность и девичьи свои грешки, в коих остаешься передо мною виноватая. А я в Корачев еду коней боярских искать и, пока не возвращусь, из Дубков ни ногой. Ну, давай вались на свое место, что встала столбом!

      Штаны хранили еще холод, забравшийся в ткань на морозе, поэтому Хотен стащил их тоже. Огляделся и, ощущая уже блудную нехватку воздуха в груди, накрыл штанами икону Богородицы Одигитрии, благословение милой женушке от тароватого ее батюшки.

      Через урочное время, в волне женских плотных запахов откидываясь на свою половину постели, в очередной раз убедился Хотен, что бедноватые телесные радости дарит ему законный брак.

      Глава 2

      Зимняя дорога

      Выехали, как и рассчитывали, еще в темноте, и только за Белгородом, когда уже совсем рассвело и стены города-крепости растаяли в белесой дымке, убедил себя Хотен, что едва ли кто станет связывать появление Радковой малой дружины под Киевом именно с его Дубками. Вот что его заботило, а об остальном пусть болит голова у старого децкого. Впрочем, Радко успел ему объяснить, что города Дорогобуж и Пересопницу, где засели дружины сыновей Юрия Долгорукого, они объедут, а ночевать будут, когда не в поле, то в деревнях и селах, у хозяев, известных тем, что за великого князя Изяслава Мстиславовича стоят или не враждебны ему. Разъездов вражеских Радко не боится. Твердо уверен, что отобьется, а наскакивать самому в надежде взять языка великий князь ему запретил.

      – Потому что должен я твою голову сберечь, – пояснил. – Да и не верится мне, что сейчас, когда худо-бедно переговоры еще тянутся, станут суздальские или их союзники на нас волками бросаться.

      – Послушай, Радко, а почему у тебя в дружине народ все больше новый? Где Синий Зуб? Где Порей?

      – Синего Зуба осенью похоронили: перестреливались мы с половцами Долгорукого через речку, зазевался он – стрела и влетела прямо в рот. А Порея великий князь к себе поближе