Sine metu mortis. Ксения Михайловна Скоморохова

ым трудностям, людям, хорошим и не очень, а также Луне и Василисе Скомороховой. Спасибо.

      Отдельная благодарность Валентину за прекрасную обложку. Огромное спасибо, если бы не ты, книги бы не было.

      Ненавистная

      Спрячь мои руки, спрячь, они мерзнут

      В этом холодном, бесстыжем мраке,

      Черном и гордом, как джентльмен в фраке,

      Нет им здесь места, под чуждыми взорами.

      Нет им здесь места, снаружи, на воздухе.

      Спрячь мои руки. Спрячь, тебя просят!

      Заверни их в платок, спрячь в рукавицы,

      Место в карманах ты им уступи

      И докажи, что всё им не снится,

      Что ты не растаешь как снег на ресницах,

      Стоит им руки твои отпустить.

      Белые, мерзлые,

      Сухие и тонкие,

      Дрожащие пальцы бегут по шнуркам.

      Звезды высокие,

      Боги жестокие,

      Ну для чего, для чего так далёки мы

      К тем, к кому мы идем чрез века?

      Между нами река,

      Города

      И зима.

      Между нами снега и высокие горы.

      Почему, для чего, и, скажите, когда

      В нас умрут одинокие эти сироты?

      Убирайся ж ты прочь, зима ненавистная!

      Забирай ты с собой все снега, холода.

      Иль в объятиях твоих однажды вдруг сгину я

      И засну в твоих я снегах навсегда.

      Ничто

      Черная ночь с острым и темным взглядом,

      Звезды в объятиях ее засыпают быстро,

      Быстро настолько, будто бы доза яда

      Внутрь ворвалась, кремнем высекая искры.

      В дальнем углу – прозрачное существо,

      И кричит, и скулит, скукожившись, будто озяб,

      Словно по венам опасное вещество

      Пустилось в безумный пляс.

      И пути нет назад.

      Все оборвется, так быстро, как начиналось.

      Да кому, мне скажи, есть до этого дело?

      Ты так прозрачен, сразу становится ясно:

      В тебе нет ничего, ты пуст, и глядишь несмело

      В сторону нудного, дребезжащего света,

      Что из окна льется, как из бутылки вина.

      Ты мне скажи, есть хоть одна комета,

      Что не сгорит в слоях атмосферы дотла?

      Ты мне скажи, сможешь заполнить ли нишу

      Чем-то поярче, чем твой иллюзорный свет?

      Ты можешь сказать? Я ничего не слышу,

      Кроме всхлипов и стонов, похожих на скрип, в ответ.

      Что ожидать от безвольной, незначимой вещи?

      Ночь уничтожит тебя, так же, как создала.

      Время мчится как вихрь, и ты уже не успеешь

      Стать чем-то большим, чем в хладном камине зола.

      Поэма о солдате

      Герою советского союза, Прокопию Ивановичу Галушину, посвящается.

      Ему случилось восемнадцать лет,

      Когда земля родная воззвала

      Навстречу сотням вражеских ракет,

      Навстречу смерти, боли, тоннам зла.

      Земля рыдала алыми слезами,

      Когда горели села, города,

      И обнимала черными руками

      Всех тех, кто не проснется никогда.

      Совсем мальчишка, с жизнью не знаком,

      За что ему такая злая доля?

      С улыбкой покидал родимый дом,

      Сжимая кулаки свои до боли.

      Волнуется, ведь все не «понарошку»,

      Как в играх детских принято считать…

      Вдруг защемило сердце: «Сына! Прошка!..» —

      Там, позади, вскричала его мать…

      И он бы мать обнял, прижал к груди,

      О горе позабыв и о всех бедах…

      Но он сказал лишь: «Ты меня прости,

      Но не вернусь домой я без победы».

      Лежит младой, глядит в ночную мглу,

      Не освещают те окопы звезды.

      Затишье. Отдых. Режут тишину

      Друзей военных песни о березах.

      О Родине великой пропевали,

      Любимых семьях, что попали в плен,

      О тех, кто ждет. И небеса дрожали

      От пения гармони у колен.

      И эти песни тут же возвращали

      Прокопия в далекий, тихий край,

      Где пахло скошенной травой и щами,

      Где живы братья, улыбалась мать!..

      И грянул