В глубине ноября. Туве Янссон

Хемуль усмехнулся и отнёс топор в сарай. – Слушай, хомса, – сказал он. – Тащи это всё в кухню на просушку и складывай по очереди то так, то вот эдак, а я пойду пока сварю кофе. Кухня справа, за домом.

      – Я знаю, – кивнул хомса.

      Хемуль пошёл к дому, а хомса принялся таскать дрова. Он чувствовал, что Хемуль колол их хоть и неумело, но с удовольствием. От брёвен хорошо пахло.

      Хемуль внёс в гостиную поднос с кофе и поставил на овальный столик красного дерева.

      – Утром кофе обычно пьют на веранде, – сказал он. – Но для гостей накрывают в гостиной, особенно для тех, кто здесь в первый раз.

      Стулья были обиты тёмно-красным бархатом, и у каждого на спинке кружевная салфетка. Хомса боязливо оглядывал красивую, взрослую комнату. Он не решался сесть, мебель была слишком шикарная. До самого потолка высилась изразцовая печь – на изразцах сосновые шишки, верёвочка от вьюшки расшита жемчужными бусинами, латунные заслонки блестят. Блестел и комод, и на каждом ящике красовалась позолоченная ручка.

      – Ну что же ты не садишься? – сказал Хемуль.

      Хомса присел на краешек стула, он не отводил глаз от фотографии на комоде. С фотографии смотрело покрытое серой шерстью существо с сердитыми, близко посаженными глазами и с хвостом. У существа была очень широкая морда.

      – Это их предок, – объяснил Хемуль. – С тех времён, когда они ещё жили за печью.

      Хомса перевёл взгляд на лестницу, ведущую в пустую темноту второго этажа, вздрогнул и сказал:

      – А может, на кухне потеплее?

      – Наверное, ты прав, – согласился Хемуль. – На кухне будет поуютнее.

      Он снова подхватил поднос, и они покинули одинокую гостиную.

      Весь день они не заводили разговора об уехавшем семействе. Хемуль бродил по саду, сгребал листья и болтал о чём в голову взбредёт, а хомса ходил за ним следом, собирал листья в корзину и почти ничего не говорил.

      Раз Хемуль остановился посмотреть на папин синий шар.

      – Садовое украшение, – сказал он. – Когда я был маленьким, такие покрывали серебром.

      И снова принялся сгребать листья.

      Хомса Киль не стал смотреть на шар. Чтобы посмотреть, надо было остаться одному. Стеклянный шар – сердце долины и всегда отражает её обитателей. Если кто-то из семейства здесь, поблизости, он обязательно покажется в стеклянной синеве.

      В сумерках Хемуль пришёл в гостиную и завёл папины часы. Сначала они начали бить как сумасшедшие, быстро и неровно, а потом пошли. Теперь, когда часы стучали спокойно и размеренно, комната преобразилась, стала живой. Хемуль взялся за барометр, большой барометр в тёмном, украшенном орнаментом корпусе красного дерева, постучал по нему, и барометр показал «переменчиво». Хемуль вошёл в кухню и сказал:

      – Ну вот, жизнь налаживается. Зажжём-ка новый огонь и сварим свежего кофе, а?

      Он зажёг кухонную лампу и нашёл в кладовке сухарики с корицей.

      – Настоящие корабельные сухари, – сказал он. – Сразу вспомнилась моя лодка. Ешь, хомса. Больно