Путь к причалу (сборник). Виктор Конецкий

капитаном плавал, когда ты еще в первый класс бегал. Вот. Одинокий он… Семья в войну погибла. Сам после ранения болеть начал. Вахты капитанские не под силу стали. Четыре года на берегу пенсионером жил. Не выдержал. Море, оно тянет. – Старик долго сидит молча, низко свесив голову, крепко потирая ладонью подбородок и щеки. Скрипит под его рукой седая, давно не бритая щетина. – Ну, и упросил, чтоб помполитом взяли. Помполиту вахты стоять не надо. К тебе его назначили, потому – молодой ты еще. Чтобы присматривать за тобой, значит. Кроме моря да нас вот всех – нет у него никого.

      С самолета сообщают, что пролетают береговую черту. Барахлит правый мотор. Идут на большой высоте. Сильная болтанка.

      Выхожу на палубу и сам даю красную ракету. По этому сигналу снимаются с якорей и направляются из бухты в штормовое море корабли нашего каравана.

      Один за другим проходят они мимо моего логгера.

      Сигнальные флаги на их мачтах мечутся под порывами ветра:

      «Желаем благополучия».

      Последний траулер, круто поворачивая, скрывается за береговым мысом. Пусто в бухте.

      Весь экипаж судна вылез на палубу.

      Люди курят, смотрят на низкие, стремительные тучи.

      Томительно тянутся минуты. Наконец бесшумно вываливается из туч машина и сразу идет на посадку.

      Мы ожидаем конца операции у меня в каюте. Мы – это пилот и я.

      Пилот устал. Он сидит, закрыв глаза. Туго обвязанный жгутами вен кулак лежит на столе. Потухшая папироса торчит из кулака…

5

      По тому, как медленно вошел в каюту хирург, как швырнул в умывальник перчатки, я понял, что Всеволод Иванович умер.

      – Давнее осколочное ранение желудка, сильное физическое перенапряжение, прободение, – хрипло сказал хирург. – Было ясно, что уже поздно. Но не для того я летел сюда, чтобы испугаться и не оперировать. Еще один прибавился к тяжелому для меня списку. Я сделал все, но поздно…

      – Кончайте, доктор, – негромко сказал летчик и встал. – Ведь все это неважно теперь.

      Кают-компания была полна людьми. По традиции я покрыл тело помполита государственным флагом Союза. Лицо помполита было сейчас таким, каким я увидел его в грохоте ледового шторма – сосредоточенным и суровым.

      Через сутки мы хоронили Всеволода Ивановича на берегу одного из островов в проливе Ленина.

      Ветер внезапно стих – так часто бывает в Арктике. Прояснело. Ледники на склонах гор засверкали под солнцем. У прибрежных голышей качались вельботы.

      Тишину замерзших скал нарушил залп. Громыхнуло эхо. Ударили по камням стреляные гильзы. Метнулся по бухте самолет, взмыл в голубой простор над нами. Оглушая гулом, снизился, покачал крыльями и ушел на юг.

      1957

      Сквозняк

      Стена тонкая, и Леонид Львович слышит каждый звук из комнаты, в которой теперь живут Кузнецовы.

      – Вот слушай, мама. На дворе гуляло сто гусей. Сколько у этих гусей ног?

      Это голос Пети, старшего из братьев Кузнецовых. Младшего зовут Митя. Братьям в сумме двадцать лет. Головы у них круглые, с одинаковыми вихрами.