Путь диких гусей. Вячеслав Софронов

сдвинулся край небесной парчи, и солнечная рука готовилась раздвинуть полог небосклона. Один за другим исчезали небесные звери, уходя с ночного пастбища в свои чертоги. Торопливо засвистела малиновка, готовая выпорхнуть из лесных зарослей. По ногам Едигира карабкался рыжий муравей в поисках дороги к дому. И вдруг хан услышал сзади себя шорох.

      Едигир стремительно повернул голову, ожидая увидеть возвращающихся охранников, но… по поляне спокойно пробирался здоровенный медведь. Фыркали пасущиеся на лугу лошади, почуявшие запах зверя, спеша убраться подальше, а медведь как ни в чем не бывало шел меж лежащих на земле людей.

      Едигиру стало не по себе. Суеверный страх охватил его, и он упал на землю, чтобы ничем не выдать себя, раствориться в утренних сумерках, слиться с землей.

      – То священный медведь… – прошептал он. – Наш далекий предок, отец всех людей. Он всегда приходит, когда плохо народу его. Но он и меня должен покарать! Ведь сколько его собратьев убито мной…

      Так он и лежал, закрыв глаза и прижавшись всем телом к земле, пока животное, тяжело дыша, не остановилось над ним. Едигир почувствовал, как волосы зашевелились на голове, и открыл рот, чтобы крикнуть, когда чей-то голос произнес шепотом:

      – Живой? Едва нашел тебя…

      Едигир открыл глаза и увидел оскаленную медвежью пасть, но под ней различил человеческое лицо. И голос был до боли знаком и узнаваем.

      – Hyp! Рябой! – вскричал он, но тяжелая ладонь прикрыла ему рот.

      Затем сверкнул кривой кинжал и освободились руки, ноги. Едигир поднес отекшие руки к лицу, еще не веря в освобождение.

      – Надо уходить, – прошептал Рябой Hyp, – скоро проснутся. Можешь идти?

      Едигир попробовал вскочить на ноги, но они, затекшие от ремней, не держали.

      – Ладно, подождем чуть. Со мной двое нукеров, ждут вон у тех двух берез на опушке. Кони с нами. Доберешься сам? А я тем временем их коней пугну, чтобы в погоню не увязались. – И он сунул хану свой кинжал.

      – Иди, – согласился тот, – мне тоже наведаться надо кое-куда. Не люблю быть должником.

      – Понял. Встретимся у тех берез.

      И вновь по лагерю, смешно переваливаясь, двинулся медведь, направляясь к пасущимся на лугу лошадям.

      Едигир мял икры ног, молотил их кулаками, торопя загустевшую кровь вернуть жизнь всему телу, заставить его слушаться. Наконец встал и, неуверенно ступая, крадучись, пошел к стоящему посреди лагеря ханскому шатру.

      – Сейчас, сейчас я с тобой попрощаюсь или не быть мне мужчиной! – шептал он в такт шагам. – Еще никто не уходил от меня, не заплатив за унижение! Или я не сын своего отца?!

      Зайдя с обратной стороны шатра, он легко разрезал туго натянутую упругую ткань и шагнул в полутьму, вытянув вперед руку с кинжалом. Но шатер был пуст.

      Едигир и не знал, что у Кучума была многолетняя привычка ночевать среди простых воинов, каждый раз меняя место ночлега. А шатер оставался пустым…

      Едигир, не помня себя от бешенства, вспорол несколько попавшихся