В горах Тигровых. Иван Басаргин

собрались жечь. Твоего братца. Он видел видение на небеси, – ответили из толпы.

      – Како тако видение?

      – Бог с чертом на небеси «Барыню» отплясывали.

      – Ну, – притворно удивился Никита, – знать, и здесь такое появилось?

      – А че, рази еще где бывает?

      – Бывает, мне не мене как сто раз видеть такое доводилось. Особливо в пустынях. Жара, а там, гля, озеро в небе висит. Другой раз будто и на песках, мы к нему, а оно все дальше и дальше. Перса мы воевали, так я видел в пустыне, как корабель плыл по небу, потом видели всем полком, как Христос шествовал по облакам, тожить чутка приплясывал. Это все от духоты. Потому зряшно вы забижаете людей.

      – Феодосий от бога отрекся, как посмотрел, что Исус Христос с дьяволом заодно, тут же и отрекся.

      – Хе, пустое, наш полковник тожить не однова отрекался от бога, а как глянет смертушка в глаза, так снова за бога. Это он не отрекся, а поругался с богом.

      – А рази же можно ругаться с богом, ить он не баба?

      – Знамо, лучше не ругаться, а ежли такое привиделось, то можно и ругнуться. Потом Феодосий не знал, что это бесовское видение, кое чаще бывает в жару, обманное видение. Миражой оно называется.

      – Вот ядрит твою бабушку! Сразу видно, солдат, все знат, все ведат, – загудела толпа. – А не врешь, служивый?

      – Вот вам крест, не вру! – перекрестился Никита. – Ефим, ты дружок, тебе и скажу еще чего на ухо. Иди, не бойся, ружье мое не заряжено, – усмехался Никита.

      Ефим влетел на паперть, Никита что-то зашептал на ухо. Ефим тут же отпрянул, закричал:

      – Врешь! – Глаза его полезли из орбит. – Не могет того быть, чтобы царь не верил в бога!

      – Да не ори ты! Ить я тебе только на ухо сказал. Слухай и не ори. Однова я стоял на часах в Зимнем дворце, был Великий пост; гля, царь мимо прошмыгнул с княгиней Потемкиной, еще мне пальцем погрозил: мол, молчи, солдат, не то семь шкур спущу. В Страстную неделю это было, потом ему пронесли курятину, вино и разные закуси. Я молчал. Снова такое же бы то, но уже перед самой Пасхой, я снова смолчал. Царь за верность мне тотчас же поломойку свою подсунул… Чистых кровей баба, ить там дажить полы моют чистые бабы, белые бабы. Потешились мы…

      – В пост? – снова вырвалось у Ефима.

      – Знамо, в пост, как царь, так и я.

      – Врешь!

      – Вру, то дорого не беру.

      – Никита, сказывай всем, чего же одному-то! – кричали нетерпеливые.

      – А еще похабнее наш патриарх, – шептал Ефиму Никита. – Я стоял у его покоев, так он понавел туда разного цыганья, заставил всех раздеться, а потом ходил средь голых баб и за сиськи дергал. Другое-то уже не могет, так хоть так поигрался.

      – Врешь.

      – Вру, тогда смотри! – Никита расстегнул мундир, выхватил нательный крест и смачно его поцеловал.

      – Вот якри тя в нос, что деется.

      – Везде одна шайка-лейка. А вы тут за миражу людей в костер.

      – Не верю!

      – Отсохни у меня язык, ежли что.

      Ефим