Знаменитые Стрельцы. Федор Раззаков

него быть в поднебесье на виду у молодежи и не решить на их глазах, как снимать, – невыносимо.

      – Ну что, бабуль, тяжело? А? Не слышу! Подложить, может, еще?

      – Мне не тяжело! – срывая связки, ору ему в небо. – Давай снимай!

      – Нонна Викторовна! Делаю картину я. Могу слезть и показать вам, как нести тяжесть и в это же время искать свою надежду, своего мужа Ваню. Где ты, Иван?

      – Здесь я! – с готовностью кричит Ваня Бортник.

      – Вы видите его, народная артистка? Или вам уже застило? Да, трудно бабушкам играть такое.

      Я поставила тяжеленные вещи и устремилась к вагончику. (На съемке у нас вагончик – комната отдыха.) До сих пор не могу понять, как Никита почти опередил меня, и в тот момент, когда я стала задвигать дверь, он вставил в проем ступню и колено. Не пускает. Я тяжело дышу, вижу, что и он озверел. Ткнула его со всей силы кулаком в грудь – не помогает. Схватила за рубашку, посыпались изящные пуговички с заморской пахучей одежки. Тут я пяткой поддала по его колену и, ничего не добившись, кинулась на постель.

      Сердце вырвалось из ушей.

      Секунду он постоял молча, потом закрыл дверь и вышел вон.

      Через некоторое время входит Павел Лебешев, оператор.

      – Нет! – вскакиваю. – Уезжаю в Москву! С этим козлом я больше незнакома.

      К окну подъехала «Скорая». Она всегда дежурила у нас на съемке. Пока врачи щупали пульс и готовили укол, я орала на весь вокзал:

      – Уйди, Пашка! Не будь подхалимом. Сниматься больше не буду! И его духи больше нюхать не буду.

      Пашка садится на противоположное сиденье и говорит:

      – Понимаешь, сейчас отличный режим…

      – Не буду!

      – Солнце садится, объемность нужная!

      – Не буду!

      – И отменная морда у тебя…

      – Не буду! Отстань!

      Он встал, попросил сообщить, когда я буду готова продолжить съемку. У меня мелькнула реальная, практическая мысль: «Морда отменная, режим натуры отменный, надо скинуть этот кадр…» И, придерживая ватку на месте укола, я встала как вкопанная в кадр.

      Боковым зрением вижу: к камере подходит Никита.

      – Значит, так…

      – Молчать! – ору я. – Пашке говори, а он – мне! Через переводчика, понятно?

      Подходит Павел.

      – Сейчас мы снимем крупный план, где ты зовешь мужа.

      – Хорошо, – говорю. – Давайте. Ваня, ты здесь?

      – Здесь.

      – Паша! Слушаюсь твоих команд.

      Никита тихо ему в ухо, а Пашка корректирует:

      – Приготовились. Начали, – тихо говорит Павел для меня.

      Я им выдала нужный дубль и резко пошла к машине.

      – Давай еще один, – попросил Павел.

      – Обойдетесь! Небось на «кодаке» снимаете. Я сегодня Род Стайгер, даю один дубль.

      В гостинице долго стояла под душем, пытаясь решить, что делать. Бросить картину я могла по закону. Но роль бросать жаль…

      Вытерлась, застегнула все пуговички халата, слышу деликатный стук