Причудливость скользящих миражей. Два детектива под одной обложкой. Алёна Бессонова

издательской системе Ridero

      Книга первая: «Меня убил Лель»

      1

      Майор Михаил Исайчев – старший следователь Следственного Комитета прибыл в коттедж профессора Петра Владиславовича Мизгирёва по просьбе своего начальника – полковника Корячка Владимира Львовича для расследования причин самоубийства жены профессора. Почему по просьбе, а не по приказу? Потому что следствие по самоубийствам обычно поручались молодым и менее опытным сотрудникам Комитета. Майор Исайчев считался в своём деле асом и его обычно задействовали в дознание сложных заковыристых «дел». Но здесь был особый случай. Полковник Корячок приходился старым другом отцу Петра Мизгирёва. Им выдалось вместе служить срочную службу во флоте на подводной лодке. Как говорит Корячок, «сидеть в одной бочке». Отец профессора позвонил и попросил друга разобраться в причинах поступка невестки без особой огласки.

      Личная просьба была высказана Корячком майору Исайчеву и не уважить «шефа» (так его назвали в Следственном Комитете) Михаил не мог, вернее, не посмел бы, и не потому, что боялся осложнений в карьере, а потому что просто уважал старого «следака». В начале 90-х из «сыска» в короткое время ушли опытные, ещё не старые сотрудники, не выдержав наглости и самоуверенности едва вылупившихся из скорлупы юридических ВУЗов молодых специалистов. Знания, полученные бывшими задорными студентами в учебных заведениях без опыта следственной практики не способствовали успешной работе и вскоре «раскрываемость» начала резво падать.

      «Старики» с обидой, но всё же, после настойчивых приглашений, возвращались на прежние места, возрождая проверенные временем принципы следственной работы. Полковник Корячок как раз относился к таким «старикам» и его просьбы принимались без обсуждения, хотя подразумевалось, что объём повседневной следственной работы уменьшен не будет.

      Исайчев в глубине души слегка потрепыхался – не любил он разбираться в причинах самоубийств. Не мог заставить себя не думать о том страхе и отчаянии, которые толкали человека на крайние меры. Убийство – другое дело. Есть жертва, и есть злодей – враг. Его нужно изобличить, заставить признать вину или доказать её, впоследствии изолировав супостата, во благо спокойствия общества. Душевные страдания самоубийцы Исайчев старался не принимать близко к сердцу, но для этого его не должно было быть, этого самого сердца, а у Михаила оно было большое, способное любить и сострадать. Почти в ста случаях Исайчев находил менее кардинальный выход из сложившихся у жертвы обстоятельств, и это ещё больше расстраивало его. Такую сентиментальную нотку в характере Исайчев считал мало профессиональной. Но что поделаешь? Все мы не без изъяна.

***

      Переступив порог профессорского особняка, прямо у двери Михаил наткнулся на знакомого начальника убойного отдела районного ОВД майора Константина Плетнёва. Они поздоровались и Плетнёв взмахом руки указал Исайчеву направление куда следует идти. Сам двинулся вперёд. У открытой двери ванной комнаты, остановился:

      – Она там!

      Исайчев вопрошающе взглянул на майора. И тот, на секунду замешкавшись, пояснил:

      – Я уже видел…

      – Много людей уже видело?

      Плетнёв утвердительно кивнул:

      – Да. Все, кто успел до прибытия старшего эксперта майора Долженко. Она приказала ждать тебя и никого не допускать.

      – Все – это твои?

      Плетнёв вновь кивнул, отошёл в сторону, чтобы пропустить Михаила, вслед добавил:

      – Мои. Они осторожненько, ничего не трогали… Исайчев, минуя дверной проём, споткнулся. То, что он увидел, было завораживающе страшно. Оторопь брала. В отделанной белым кафелем комнате на бортике такой же белой ванны почти до краёв заполненной вишнёвого цвета жидкостью, лежала голова необыкновенно красивой женщины с размётанными в разные стороны иссиня-чёрными сосульками мокрых волос. Вода закрывала её до подбородка и казалось густой, как желе, а лицо вылепленным из гипса. Если бы не открытые глаза и не их взгляд, направленный прямо на Исайчева, можно было подумать, что на бортик ванны приклеили маску. Только на ней вместо пустых чернеющих глазниц горит удивлённый, немного растерянный взгляд небесно-голубых глаз, а на губах едва намеченная виноватая улыбка. Исайчев не мог оторвать взгляда от этого удивительного сочетания белого, красного и голубого. Смотрел заворожённо, пока кто-то не тронул его за плечо:

      – Привет, майор! – это была эксперт Галина Николаевна Долженко.

      В Комитете майора Долженко не только уважали, но и обожали. Сотрудники называли её «бабушкой русской экспертизы». Бабушка была в меру строга, многоопытна, а главное, защищала от гневливого шефа проштрафившихся сотрудников. Она придумывала такие причины, обеляющие провинившихся, что души не чаявший в ней начальник забирал свои грозные слова обратно. Когда-то давно, лет тридцать назад, Владимир Львович был в неё влюблён, но добиться расположения не хватило силёнок, о чём он продолжает жалеть по сей день. Защищала Галина Николаевна, конечно, не всех, а только тех, кого считала богом поцелованным