Рикошет (сборник). Леонид Шувалов

убили?.. Говорят, ее соседи пристукнули, на богатство позарились. Правда?

      – Ведется следствие.

      – А-а… – мнется Конкордия Петровна. – Мне с вами в квартиру идти?

      – Желательно.

      Она всплескивает крупными руками:

      – Ой, страх-то какой!.. Сейчас за ключами сбегаю.

      Когда женщина выходит, благодарю Аркадия Федоровича за помощь и, пытаясь пробудить в нем положительные эмоции, улыбаюсь. Он проводит рукой по голове, словно приглаживая непокорные вихры, вяло кивает.

4

      Дом старый, в два этажа. Мне такие нравятся. В них всегда пахнет пылью, немножко котами, из-за дверей струятся ароматы приготовляемой пищи. Кажется, вот-вот скрипнет темно-коричневая филенчатая дверь, и по широким ступеням, придерживаясь за толстые перила, чинно сойдет дама с зонтиком и собачонкой под мышкой. Такая, как у Маршака. «Дама сдавала в багаж диван, чемодан, саквояж…»

      Квартира № 19 на втором этаже. Дама не появляется, но, вероятно, чтобы не рассеять мое представление о старых домах, по лестнице спускается старичок из далеких тридцатых. В розовой кепочке и чесучовом пиджачке.

      – Здравствуйте, Эдуард Феофанович, – приветствует его Конкордия.

      Старичок приподнимает кепочку:

      – Мое почтение.

      Нашу процессию, состоящую из меня, Конкордии, дворничихи Зинаиды Ивановны и двух понятых – электрика и лифтерши из ЖЭУ, Эдуард Феофанович провожает любопытным взглядом.

      На лестнице Конкордия трусит и приотстает. Однако когда подходим к квартире, оказывается тут как тут. Ее чувства понятны. Боязно заходить туда, где был убит человек. Боязно, но интересно.

      На двери белеет бумажка со знакомым оттиском. Печать Валентины. У меня такая же – маленькая, металлическая, с номером в центре. Только у Валентины – четырнадцать, а у меня – тринадцать.

      Конкордия нервничает. Ключ никак не попадает в замочную скважину. Наконец дверь открыта.

      Пахнет затхлостью и лекарствами. Почему-то в квартирах мертвецов всегда царит этот дух. Нащупываю выключатель и зажигаю свет в коридоре. Пол затоптан до невозможности. Сколько же народу здесь побывало?! Спрашиваю об этом у Конкордии Петровны.

      – «Скорая», – загибает она внушительный палец. – Милиция, – она загибает второй. – Следовательша ваша, – она загибает еще один. – Потом мы опись делали.

      Округляю глаза.

      Конкордия понимает это по-своему и торопливо начинает заверять меня, что все делалось по правилам, комиссионно, с участием старшей по дому.

      – А как же печать следователя? – прерываю ее.

      – Бумажка же легко отклеивается! Не хотели вашего товарища беспокоить. Зачем, думаем, беременного товарища сюда в который раз тащить? Сами управимся.

      Слов у меня нет. Протяжно вздыхаю.

      – Кто же вас надоумил с описью?

      – Аркадий Федорович дал указание, – обиженно отвечает Конкордия.

      Она подчеркнуто официально говорит «дал указание», а не «надоумил», как вырвалось у меня. Помолчав, воинственно встряхивает «химкой»:

      – Вдруг