Русский легион Царьграда. Сергей Нуртазин

князя жило в дружинной молве, знал о нем и воевода Волчий Хвост, отзывался похвально, но добавлял от себя в разговоре с Ормом: «Сраму не имут – воины, а их вожи – имут. Вот разнесли бы нас радимичи на Пищане – чей срам? Мой». «И мой», – мысленно соглашался с ним Орм.

      Владимир, сын Святослава и Малуши, воевал домовито, основательно, в чело дружины, на памяти Орма, не вставал, мечом зря не размахивал. Добрыня воспитывал его не как воина, а как правителя. И пока – ни одного поражения, ни одной неудачной битвы. И потому пиршественный и жилой шатры кагана русского охранялись как святая святых, Орму тут и делать бы нечего, но – порядок не им заведен. Ночному воеводе подчинялась даже личная княжая стража, молодые гриди без обид смотрели, как Орм подошел к коновязи, удостоверился, что все три боевых коня князя стоят взнузданные, готовые к неожиданной скачке, одному под брюхом Орм не без труда подсунул палец за подпругу, проверяя, хорошо ли затянута. Обычай этот – держать днем и ночью готовых к скачке коней руссы переняли у печенежских ханов, и Орм признавал его полезным и нужным в походах. Никакого упрека не вызвала у него и шатровая охрана великих бояр князя, их было у него шестеро, может быть, к ним после пира прибавится седьмой, Орм крепко надеялся на это…

      Мозг, власть и грозная воля Киева пировали, а после пира, надежно прикрытые, будут спокойно спать посреди ратного стана, окоемы которого тоже надлежало тщательно призреть. Орм всел в седло. Объезд сторожевых ратников закончил к полуночи, затем подъехал к кожаной кибитке, перенятой в походное дело у тех же печенегов. Кибитка принадлежала Волчьему Хвосту. Здесь Орм и стал ждать решения судьбы пригретого им пленника-радимича.

      Пир заканчивался. Из шатра с гомоном повалила молодшая дружина. Пьяна была, не без того, но в меру, сугубо пьяных великий князь не жаловал и сам ума не пропивал. Молодой гомон быстро рассосался по стану, тут и там уже стал слышен могучий храп. Затем стали выходить люди именитые, среди них Орм видел двух варягов, дальних родственников шведского конунга, явились – не запылились, с ними, заносчивыми, он ни в Киеве, ни здесь, в поле, дел старался никаких не иметь. Оба были крепко пьяны, у одного Орм заметил на поясе кинжал в дорогих каменьях, пал на каменья свет костра и отбрызнул от них колющими искрами прямо в глаза Орму. Ну-ну, подумал он, вы бы еще бронь вздели на княжой пир, князю вам уже не служить, как пришли, так и уйдете, невежи, и уйдете скоро, дело это у Владимира налаженное.

      Его воевода вышел от князя одним из последних, и то был добрый знак. Волчий Хвост шагнул в световой круг костра с улыбкой, обнял Орма, был хоть и в меру хмельной, а не удержался, похвастал:

      – Ныне, Ормушко, я похвалу и милость князя имел, великим боярином он меня пожаловал.

      Орм тоже обнял его, сказал с искренней теплотой в голосе:

      – Это справедливо. Рад за тебя. – Поцеловал его в плечо. – Я твой верный слуга, боярин. Помню, как взял ты меня, гонимого, на службу к Владимиру. С мечом. За нестыдную плату.

      Помолчали