Усмешка Люцифера. Данил Корецкий

завтрака с торжественным приемом. Такая почтительная сдержанность. Иван обратил внимание, что с подчиненными Синицын далеко не так любезен, как с ним. Через десять минут он громко скомандовал: «Хватит рассиживаться! Всем за работу!», хлопнул в ладоши – и все эти музейные матроны и сребровласые старушки, побросав недопитый чай, живо рассыпались по местам.

      Небольшая экскурсия по музею. Вот сокровища Донских курганов, две тысячи единиц: сплошь золото и серебро. Вот клады боспорские. Вот каменные бабы половецкие. Чучело белуги, самой крупной в мире. Шарманки авторские. Сабли и шашки казачьи…

      – Погодите, а где же стенд героев Донской революции? – спросил Трофимов. – Собственно, из-за него я сюда и приехал.

      – Вот как?

      Синицын растерялся.

      – Мне очень жаль, Иван Родионович… Этот стенд, его, простите, разобрали… – На круглом, как блин, лице директора музея нарисовалось нешуточное страдание. Он отвел глаза в сторону и стал глотать фразы. – Там такая история неприятная… Терехов, секретарь обкома, который на стенде… Он на охоте погиб, вместе с подчиненным… Сейчас проверка, следствие, а пока все не выяснится, это, вот… Разобрать велели стенд, до дальнейших, как говорится, кхе-кхе…

      – Вот тебе раз! Терехов погиб?

      Ивану отчего-то вдруг представился дикий берберский лев, раздирающий на части упитанное тело в сером двубортном костюме с депутатским значком на лацкане.

      – Его лев, что ли задрал?.. Тьфу, то есть медведь?

      – Какой медведь, Иван Родионович? Эх, если бы медведь, не было бы никаких… – Синицын осекся. – Простите, я хотел сказать – застрелили Архипа Кузьмича, по случайности застрелили. И Бузякина, зама его, тоже… Очень неприятная история вышла, кхе-кхе…

      – А где экспонаты со стенда? Не выбросили же их?

      – Зачем же выбрасывать? Указаний таких не было… Вот, кое-что в этнографическую коллекцию перенесли…

      Синицын показал на стеклянную витрину.

      – Фуражка эта, Дорохов ее носил… А вот шашка Ивана Кротова… Рукоятка у нее резная, типичный донской мотив… Мы тут никаких имен не подписывали пока, сами понимаете…

      – Там еще планшетка с рукописью была. Где она?

      Синицын молча проводил его к военной экспозиции. Открытая планшетка лежала под стеклом рядом с оружием времен Гражданской войны. Она была пуста.

      – А рукопись ту я чуть было не того… Ни в одну экспозицию тематически не лезет: не народное творчество, не литературный, так сказать, шедевр, вообще не пойми что… Перстень там какой-то описывается… Причем ладно бы скифской работы или половецкой… Да и расплывчато все как-то, не по-научному… Мистика сплошная, убийства…

      – Где рукопись? – спросил Иван чуть резче, чем хотел.

      – Да в столе она у меня, ничего с ней не стало! – поспешно заверил его Синицын, даже пальцами что-то такое изобразил, словно дирижер при исполнении бравурного марша.

      Закончив осмотр музея, приземлились в директорском кабинете. Синицын