Всё в твоей голове. Сюзанна О'Салливан

на живот. Глаза закрывала тугая повязка, волосы – стянуты наверху. Приступ так и не удалось снять, поэтому Бренду погрузили в медикаментозную кому. Всякий раз, когда ее будили, припадок начинался с новой силой. Следующие два дня ей кололи противоэпилептические средства в максимальной дозировке. За это время Бренда превратилась в бледную восковую куклу с раздутым животом. Судороги не прекращались…

      На пятый день мы стояли вокруг ее кровати. Невролог предложил нам присутствовать при очередной попытке вывести Бренду из комы. Прошло десять минут после первых признаков пробуждения. Она закашлялась и зашарила ладонями по простыни.

      – Бренда, как вы? Вы сейчас в больнице. – Медсестра ласково взяла ее за руку.

      Бренда открыла глаза и захрипела сквозь трубку.

      – Может, уберем? – предложила медсестра, но врач не торопился.

      Бренда умоляюще глядела в лицо медсестры; она давилась трубкой, по ее щекам текли слезы.

      – У вас были судороги, сейчас все уже прошло.

      У Бренды задрожала левая нога.

      – Опять начинается. Усыпляем? – спросил кто-то.

      – Нет, – ответил врач.

      Тем временем задергалась и вторая нога. Бренда закрыла глаза, пряча испуганный взгляд. Судороги усиливались; запищали аппараты, свидетельствуя о снижении уровня кислорода в крови.

      – Ну же? – повторил напряженный голос. Полный шприц уже был наготове.

      – Это не припадок, – заявил вдруг врач.

      Все обменялись недоуменными взглядами.

      – Выньте трубку, – велел он.

      – Уровень кислорода падает!

      – Да, потому что трубка ей мешает. Она в состоянии дышать самостоятельно.

      Бренда вся побагровела, выгнула спину; руки у нее тряслись. Мы стояли вокруг кровати, затаив дыхание.

      – Это не эпилептический приступ. У нее псевдоэпилепсия, – сказал врач, и после этих слов, к нашему огромному облегчению, Бренда хрипло и протяжно выдохнула.

      Полчаса спустя она окончательно пришла в себя; сидела на кровати, а по щекам лились крупные слезы. Тогда я видела ее в последний раз – и впервые в сознании. Мы с Брендой за все время не обменялись и словом.

      В тот же день в ординаторской я рассказала о ней другим стажерам:

      – Слышали о женщине, которая почти неделю пролежала в реанимации под общим наркозом? Представляете, у нее нет эпилепсии. И вообще она здорова!

      Лишь спустя несколько лет я осознала опасность, с которой столкнулась Бренда. Куда больше времени ушло, чтобы понять, какой вред я могла причинить ей своими словами. Впоследствии я лучше понимала суть психосоматических расстройств. Мне потребовались годы, чтобы созреть как специалисту.

      Должность врача я получила в 2004 году, и это перевернула все мои представления о работе. Как старший ординатор я, конечно, несла ответственность за свои решения, но теперь, когда я принимала их в одиночку, выяснилось, что это несравненно тяжелее, ведь надо мной