Подруга Люсенька. Никита Шамордин

газет, периодически пускалась в авантюры, регулярно снималась у Вани Демидова в его скандальном шоу «Акулы пера», брала интервью у звезд, заводила стремительные романы или бросала все сразу. Казалось, ее энергии хватит на десять других Люсенек.

      …После очередного тоста подругу Люсеньку понесло:

      – Так, ребята, мне срочно нужен мужик! Трахаться хочу – сил нет! Целый месяц никого не было! Зовите кого-нибудь побыстрее!

      Время было позднее, за полночь, и люди без крайней нужды на улицу не выходили. Да и легко сказать: подайте мне мужика! А как ему объяснить, что его хочет трахнуть сегодня ночью знаменитая журналистка из Тольятти! Да и телефона у Танюхи дома не было. Был только телефон-автомат на углу улицы, рядом с отделением милиции. Ну не в милицию же было обращаться!

      – Так, мать, я не поняла! У тебя что тут, никого нет, что ли, для меня? – возмущенно выговаривала она Танюхе.

      И тут Танюха с моей женой внезапно, не сговариваясь, посмотрели на меня.

      – Дуры вы, бабы! – вспылил я в ответ и отправился спать на диван.

      Подруга Люсенька была не в моем вкусе. Но дело было совсем не в этом.

* * *

      Спустя несколько лет я собрался со своим старинным приятелем Серегой на Грушинский фестиваль. И тут вдруг вспомнил, что Грушинский проходит где-то между Самарой и Тольятти, а в Тольятти как раз живет подруга Люсенька.

      И я позвонил по телефону, который давно она мне дала.

      – Люся, приветище! Я еду на Грушинский. Ты, случайно, туда не собираешься заявиться?

      Люся работала главным редактором очередной газеты. Она сказала, что, как только сдаст гребаный номер, тут же рванет ко мне. Настроение поднялось, потому что скучать с Люсей не представлялось возможным.

      Еще в электричке от Самары до какого-то там грушинского километра нам с Серегой повезло познакомиться с молодыми студентами, которые тоже ехали на Грушу. Ребята были из самарского авиационного. Они пригласили нас в свой небольшой палаточный городок, где была масса преимуществ – от круглосуточной охраны, поскольку всегда кто-то был в лагере, до кормежки, которую взяли на себя девушки-студентки.

      Пока Люся доделывала редакционные дела, я бродил между палаток, прислушиваясь к наиболее благозвучным голосам, периодически зависал у какой-нибудь сцены, успел познакомиться с бардами, певшими на эсперанто, с совсем юной певицей с гитарой, годившейся ей в матери. Юную певицу звали Машей. У нее был узкий разрез больших карих глаз, которые, кажется, все время смеялись.

      Я подошел после ее выступления сказать пару добрых слов. Машенька засмущалась и сказала, что вообще-то она стала лауреатом камбуровской сцены. Я от души поздравил ее и поинтересовался ее возрастом, уж слишком молодой казалась лауреат.

      – Четырнадцать, – сказала она и покраснела.

      – Ого! Четырнадцать – и уже лауреат! К тому же ты отлично играешь на гитаре! – сделал я еще один комплимент.

      В этот момент откуда-то из кустов вышла женщина такого же невысокого роста, как Маша, похожая на ее гитару.

      – Здравствуйте! – сказала она мне.

      – А это моя мама, – представила ее Маша. – А это…

      – Никита, – опередил я ее. – Я слышал выступление вашей дочери и подошел, чтобы высказать свое восхищение.

      – Спасибо вам, Никита, мы с отцом тоже очень рады за нее, – сказала мама.

      И мы попрощались.

      Устав от песен и солнца, я решил вздремнуть в палатке до приезда Люси, и только я удобно устроился в спальнике, как услышал громкий сиплый голос над грушинской поляной:

      – Никита! Никита, твою ж налево!!!

      И обрадованно заорал в ответ:

      – Люся!!! Я здесь!!!

      Люся была в голубом джинсовом костюме и разноцветной рубашке. На плече висел рюкзачок. Больше у нее ничего не было.

      Мы обнялись.

      – Водка есть? Я так задолбалась с этой газетой!!!