Убийственно жив. Питер Джеймс

он спал, постельное белье. Вода из него льет ливмя.

      Би-ип… би-и-ип… би-и-и-ип…

      Откуда-то из зловонной тьмы, из конца фургона, проорал голос скаузера[5]:

      – Заткни долбаный телефон, пока я его не раздолбал, не выкинул в окошко к чертовой матери!

      Вонючка вдруг сообразил, что пищит не украденный вчера мобильник, а личный, деловой, с повременной оплатой. Где же эта хреновина?

      Он поспешно вскочил и рявкнул в ответ:

      – Если тебе не нравится, проваливай из моего фургона!

      Взглянул на пол, нашел нейлоновые штаны, обыскал карманы, выхватил маленький зеленый мобильник:

      – Да? – и сразу начал озираться в поисках ручки и клочка бумаги. То и другое в куртке, а где она – черт знает. Потом вспомнил, что спал на ней, сунув под голову вместо подушки. Нащупал тоненькую поцарапанную и треснувшую шариковую ручку, отсыревший обрывок бумаги в линейку, уложил на фанерку. Едва водя трясущейся рукой, еле-еле сумел записать указания неровными каракулями и разъединился.

      Хорошо. Деньги. Большие. Много.

      Кишки ведут себя хорошо. Никаких смертельных схваток – по крайней мере, в эту минуту, – за которыми следует приступ поноса, терзавшего его не один уже день. Во рту совсем пересохло, надо глотнуть воды. С пустой кружившейся головой он добрался до раковины, вцепился в нее, крутанул кран. Кран уже был открыт, вода в баке кончилась. Проклятье.

      – Кто оставил чертов кран открытым на всю ночь? А? Кто?! – завопил он.

      – Охолони, старик, – отозвался голос.

      – Я тебя самого сейчас охолону, твою мать!

      Вонючка рывком раздвинул занавески, заморгал от неожиданно ворвавшегося ослепительного утреннего света. Увидел за окном в парке женщину, державшую за руку малыша, ехавшего на трехколесном велосипеде. Рядом бегал какой-то шелудивый пес, нюхая выжженную траву на том месте, где пару дней назад высился большой купол цирка. Потом оглядел трейлер. Зашевелилось третье распластанное тело, которого он раньше не замечал. С ними сейчас ничего не поделаешь, одна надежда, что к его возвращению оба выметутся с концами. Как всегда.

      Послышался почти ритмичный скрип – хомяк Эл со сломанной лапой в наложенном ветеринаром лубке снова бегал в сверкавшем стальном колесе, распушив усы.

      – Ты когда-нибудь устаешь, старина? – спросил он, наклоняясь, однако не слишком. Эл однажды его укусил. Сказать по правде, дважды.

      Вонючка нашел хомяка в клетке, которую какой-то жестокий сукин сын выбросил на обочину дороги, увидел сломанную лапу, попытался вытащить зверька и в благодарность за заботу был укушен. В другой раз попробовал его погладить через прутья клетки и снова получил укус. Впрочем, теперь уже можно открывать дверцу, хомячок прыгает на ладошку, с удовольствием сидит час и больше, только иногда в нее гадит.

      Он натянул серый нейлоновый костюм «Адидас» с капюшоном, украденный в приморском супермаркете, новенькие сине-белые кроссовки, которые примерил и прямо в них удрал из магазина в Кемптауне, взял багажную сумку с инструментами, куда бросил украденный вчера из машины мобильник. Открыл

5

Скаузер – прозвище уроженца или жителя Ливерпуля.