Персона нон грата. Владислав Виноградов

конца опустил щиток. Мельников и Бородин словно сговорились досадить Першилину. Вот черти, выбрали минуту! Три триста.

      Да, Женька все же обиделся. В острых ситуациях одним словцом умел обычно разрядить волнение. Теперь же отсчитывал расстояние до цели бездушно, словно речевое устройство робота или автомат, запрограммированный на уничтожение. В данном конкретном случае – безобидного хлама, призванного обозначать на полигоне командный пункт условного противника. А в общем и целом…

      Краешком глаза Костя видел Мельникова. Штурман всем корпусом подался вперед. Не будь привязного ремня, кажется, пробил бы лобовое остекление и летел впереди вертолета, оседлав трубу ОПБ. Оптический прицел для бомбометания Женькой уже приготовлен. После ракетного удара по площади – точечное поражение уцелевших объектов бомбами.

      Все по науке. Той науке, где человеческие слова усечены до первых букв и непосвященным кажутся головоломными аббревиатурами. Науке, что воплощена в мегатоннах ядерных боеприпасов.

      – Два семьсот! – прозвенел в наушниках голос Мельникова, и Першилин уловил боевой азарт. Женьке нравилась его работа, море огня, которое выплеснется над полигоном. Восемнадцать мегатонн… Видимо, не первый раз Мельников и Бородин спорили по этому поводу. А чью сторону примешь ты, командир?

      Костя не знал ответа. Раньше эта простая мысль просто не приходила в голову. Не до пространных размышлений: вертолет на боевом курсе, прямом как стрела, и мысли командира экипажа должны соответствовать: «Взял обязательство – выполни!» На то ты и военный летчик. Для этого жжешь керосин и собственные нервы, снашиваешь в полетах лопасти несущего винта, здоровье и казенное обмундирование. Прочь сомнения, пилот!

      – Держи курс, командир! – звенящий азартом голос летчика-штурмана.

      – Обороты, давление, температура – норма! – деловой и тоже небезразличный доклад борттехника.

      Экипаж забыл обиды, отложил споры. Со строгими лицами, освещенными косыми лучами солнца, они летели навстречу судьбе. Набегала за блистером полигонная земля. Многострадальная, перепаханная взрывами, засеянная осколками стали и чугуна, что может родить она из этаких семян?

      На мгновение Першилину представились колючие заросли из нержавейки под брюхом вертолета. Так явственно, что вздрогнула щека, и Костя сразу ощутил пластырь, царапину и колдовской поцелуй Евы.

      Дьявольское наваждение. Или происки империалистической разведки. Сгинь, изыди!

      Но разведка была здесь ни при чем. Задолго до ЦРУ и «Интеллиджепс сервис» песчаная пустошь, над которой летел сейчас вертолет, была известна как «Танцплощадка ведьм». И, видимо, не случайно носила такое имя. Наваждение перед глазами Кости не сгинуло. Напротив. Единственное облачко заблудилось в чистом небе над пустошью. И это курчавое облачко в профиль напоминало кудрявую головку Евы.

      – Два ровно, командир! – доложил Мельников. Еще пятьсот метров, считаные секунды. Единство места, времени