Дамский мастер. И. Грекова

желает обслуживаться? – раздался резкий мальчишеский голос.

      Я очнулась.

      Рядом с очередью стоял паренек, лет восемнадцати, с хохолком на макушке. Весь какой-то не то чтобы просто тощий, а узкий: узкое бледное лицо, тонкие, до острых локтей голые руки, и на бледном диковатом лице горящие темные глаза. Не то олененок, не то волчонок.

      – Кто здесь желает обслуживаться? – повторил он. На очередь он глядел презрительно, словно не он их, а они его должны были обслуживать.

      – Я хочу…

      – И я хочу…

      – И я…

      – Я первая сказала!

      – Нет, я!

      Очередь снова загудела.

      – Между прочим, обязан предупредить вас, – сказал паренек, – я еще не мастер, а только стажер и вполне могу вас изуродовать.

      Женщины примолкли.

      – Нет уж, мы лучше здесь, чин чинарем, – вздохнула пожилая.

      Я решилась:

      – Давайте уродуйте.

      Паренек быстро рассмеялся. Было что-то диковатое не только в глазах его, но и в улыбке. Зубы острые, ярко-белые.

      – Это вы хорошо сказали: уродуйте. Я, со своей стороны, постараюсь вас не изуродовать. Пройдемте.

      Он провел меня не в зал, а в какую-то заднюю каморку. Два мастера, не в белых уже, а в черных халатах, колдовали над двумя женскими головами, откинутыми назад, в помятые жестяные тазы. Один бритвенной кисточкой накладывал краску, другой разглядывал на свет зеленую жидкость в мензурке. Неужто в зеленый тоже красят?

      Пахло здесь как-то по-другому, душно и тускло. У двери два узкобрючных подозрительных шкота с косо срезанными бачками вели пониженными голосами странную беседу: "Тридцать "лонды" плюс пятьдесят фиксажа". Пахло спекуляцией.

      – Не стесняйтесь, – сказал паренек, – я вас за той перегородкой обслужу.

      Шаткая голубая перегородка покачивалась, словно дышала. На стене в золотой паршивой рамочке висела грамота: "Передовому предприятию".

      Я села в кресло.

      – Выньте шпильки, – приказал паренек.

      Я вынула.

      Он приподнял прядь волос, пощупал, пропустил сквозь пальцы, взял другую.

      – Волос посечен, – сказал он. – Результат самозакрутки. Какую операцию желаете?

      – Остричь… И шестимесячную, если можно.

      – Все можно. Можно и шестимесячную. Только предупреждаю, для теперешнего времени эта завивка несовременна. Со своей стороны, могу вам предложить химию.

      – То есть химическую завивку?

      – Именно. Самый современный вид прически. Имейте в виду, за рубежом совсем прекратили шестимесячную, целиком перешли на химию.

      – Чем же эта химия отличается от шестимесячной?

      – Небо и земля. Шестимесячная – это баран. Может быть, кому-нибудь и правится баран, по я лично против барана. Химия дает более интересную линию прически, как будто она раскидана ветром.

      Мне вдруг захотелось, чтобы у меня прическа была раскидана ветром.

      – Валяйте свою химию, – сказала я. – А долго это?

      – Часа четыре, не меньше.