Среди животных и растений. Андрей Платонов

– для измерения воды и бури. Сейчас он глядел на озеро, наблюдая там ветер, либо какие-то другие научные признаки и события. Иван Алексеевич тоже хотел бы иметь такую должность, но там бриться надо, писать и разговаривать…

      В той деревне избы были маленькие, небогатые и некрашеные, но зато в них уютно бывает жить, и поэтому они кажутся достаточными, хотя жилища не большие. Охотник пошел в самую худую, невидную избу. Деревянная крыша той избы сопрела и поросла ветхим мхом, нижние венцы пoгреблись в землю, точно возвращаясь обратно в глубину своего родного места, и оттуда, из самого нижнего тела избушки, росли уже две новые слабые ветви, которые будут могучими дубами и съедят когда-нибудь в своих корнях прах этого изжитого, истраченного ветром, дождями и человеческим родом жилища. Избушка стояла на своем пустом дворе, который был огорожен кольями, камнями с берега Онеги, сложенными внаброску, ржавыми листами кровельного железа, принесенными сюда, наверно, бурей из дальнего города, и прочим дешевым или случайным материалом. Но эта огорожа уже не держалась, – камни разваливались, колья накренились, издавна изморившись и сотлев в почве. Изба и огорожа были похожи на вдовье сиротское подворье, однако там жило большое, здоровое семейство – нерадивое, должно быть, либо несогласное между собой. Но это неверно: старший человек на дворе, Алексей Кириллович, – отец Ивана Алексеевича – делал себе карьеру на лесопильном заводе и надеялся вскоре построиться заново, а старую избушку оставить на съедение под корень молодого дуба. Старик держал расчет на лучший век жизни, а прожитое время решил пожалеть и забыть.

      Дома сидело в сборке все семейство. Отец налаживал в действие радио, которое он получил в премию месяц приблизительно тому назад. На самом деле он взял одноламповый радиоприемник на выплату через завком, а дома – ради жены – сказал, что радио дали ему в премию; хотя старик был сторожем на заводе, но он тоже хотел почета в семействе и мечтал о всенародной знатности. Однако его старуха скоро узнала всю правду, за какую честь получено радио, – разве что скроешь от старой, опытной жены.

      Иван Алексеевич положил зайчонка под печку и взял на руки свою десятимесячную девочку – дочку; она уже могла становиться на ножки и училась самостоятельно передвигаться, лет через пятнадцать она сама будет невестой и тоже детей примется рожать, а пока пусть сейчас растет и отдыхает на родительских руках.

      – Что ж одного зайца-то принес? – сказала молодая жена Ивана Алексеевича. – У тебя семейство есть: надо думать ходить. Там теперь белочки есть, рябчики, тетерева живут, а ты зайчонка на игрушки принес. Пистоны только тратишь, лучше б обновку в дом купил…

      Иван Алексеевич приуныл в этих домашних условиях. Он воображал себе дальние курьерские поезда, свет электричества за шторами вагонных окон, радостную музыку, играющую внутри поезда, которую он слышал иногда, нажимая на противовес стрелки. Там была наука, слава, высшее образование, метрополитен, а здесь лес, животные,