Идиот. Федор Достоевский

чем давеча, пойдет, и каждый-то день у нас так, и всё через эту Настасью Филипповну заварилось.

      – Тут у вас много разного наболело и наросло, Коля, – заметил князь.

      – Да, наболело. Про нас и говорить нечего. Сами виноваты во всем. А вот у меня есть один большой друг, этот еще несчастнее. Хотите, я вас познакомлю?

      – Очень хочу. Ваш товарищ?

      – Да, почти как товарищ. Я вам потом это всё разъясню… А хороша Настасья Филипповна, как вы думаете? Я ведь ее никогда еще до сих пор не видывал, а ужасно старался. Просто ослепила. Я бы Ганьке всё простил, если б он по любви; да зачем он деньги берет, вот беда!

      – Да, мне ваш брат не очень нравится.

      – Ну ещё бы! Вам-то, после… А знаете, я терпеть не могу этих разных мнений. Какой-нибудь сумасшедший, или дурак, или злодей в сумасшедшем виде даст пощечину – и вот уж человек на всю жизнь обесчещен, и смыть не может иначе как кровью, или чтоб у него там на коленках прощенья просили. По-моему, это нелепо и деспотизм. На этом Лермонтова драма «Маскарад»[90] основана, и – глупо, по-моему. То есть, я хочу сказать, ненатурально. Но ведь он ее почти в детстве писал.

      – Мне ваша сестра очень понравилась.

      – Как она в рожу-то Ганьке плюнула! Смелая Варька! А вы так не плюнули, и я уверен, что не от недостатка смелости. Да вот она и сама, легка на помине. Я знал, что она придет; она благородная, хоть и есть недостатки.

      – А тебе тут нечего, – прежде всего накинулась на него Варя, – ступай к отцу. Надоедает он вам, князь?

      – Совсем нет, напротив.

      – Ну, старшая, пошла! Вот это-то в ней и скверно. А кстати, я ведь думал, что отец наверно с Рогожиным уедет. Кается, должно быть, теперь. Посмотреть, что с ним, в самом деле, – прибавил Коля, выходя.

      – Слава богу, увела и уложила маменьку, и ничего не возобновлялось. Ганя сконфужен и очень задумчив. Да и есть о чем. Каков урок!.. Я поблагодарить вас еще раз пришла и спросить, князь, вы до сих пор не знавали Настасью Филипповну?

      – Нет, не знал.

      – С какой же вы стати сказали ей прямо в глаза, что она «не такая»? И кажется, угадали. Оказалось, что и действительно, может быть, не такая. Впрочем, я ее не разберу! Конечно, у ней была цель оскорбить, это ясно. Я и прежде о ней тоже много странного слышала. Но если она приехала нас звать, то как же она начала обходиться с мамашей? Птицын ее отлично знает, он говорит, что и угадать ее не мог давеча. А с Рогожиным? Так нельзя разговаривать, если себя уважаешь, в доме своего… Маменька тоже о вас очень беспокоится.

      – Ничего! – сказал князь и махнул рукой.

      – И как это она вас послушалась…

      – Чего послушалась?

      – Вы ей сказали, что ей стыдно, и она вдруг вся изменилась. Вы на нее влияние имеете, князь, – прибавила, чуть-чуть усмехнувшись, Варя.

      Дверь отворилась, и совершенно неожиданно вошел Ганя.

      Он даже и не поколебался, увидя Варю; одно время постоял на пороге и вдруг с решимостью приблизился к князю.

      – Князь, я сделал подло, простите меня, голубчик, – сказал он вдруг с сильным чувством. Черты

90

«Маскарад» – пьеса М. Ю. Лермонтова (1814–1841), написанная в 1835 г. Во время ее написания Лермонтову был уже 21 год.