Портрет Дориана Грея. Оскар Уайльд

всеобщем сочувствии к страданиям есть нечто в высшей степени нездоровое. Сочувствовать надо красоте, ярким краскам и радостям жизни. И как можно меньше говорить о темных ее сторонах.

      – Но Ист-Энд – очень серьезная проблема, – внушительно заметил сэр Томас, качая головой.

      – Несомненно, – согласился лорд Генри. – Ведь это – проблема рабства, и мы пытаемся разрешить ее, увеселяя рабов.

      Старый политикан пристально посмотрел на него.

      – А что же вы предлагаете взамен? – спросил он.

      Лорд Генри рассмеялся:

      – Я ничего не желал бы менять в Англии, кроме погоды, и вполне довольствуюсь философским созерцанием. Но девятнадцатый век пришел к банкротству из-за того, что слишком щедро расточал сострадание. И потому, мне кажется, наставить людей на путь истинный может только Наука. Эмоции хороши тем, что уводят нас с этого пути, а Наука – тем, что она не знает эмоций.

      – Но ведь на нас лежит такая ответственность! – робко вмешалась миссис Ванделер.

      – Громадная ответственность! – поддержала ее леди Агата.

      Лорд Генри через стол переглянулся с мистером Эрскином.

      – Человечество преувеличивает свою роль на земле. Это его первородный грех. Если бы пещерные люди умели смеяться, история пошла бы по другому пути.

      – Вы меня очень утешили, – проворковала герцогиня. – До сих пор, когда я бывала у вашей милой тетушки, мне всегда становилось совестно, что я не интересуюсь Ист-Эндом. Теперь я буду смотреть ей в глаза не краснея.

      – Но румянец женщине очень к лицу, герцогиня, – заметил лорд Генри.

      – Только в молодости, – возразила она. – А когда краснеет такая старуха, как я, это очень дурной признак. Ах, лорд Генри, хоть бы вы мне посоветовали, как снова стать молодой!

      Лорд Генри подумал с минуту.

      – Можете вы, герцогиня, припомнить какую-нибудь большую ошибку вашей молодости? – спросил он, наклонясь к ней через стол.

      – Увы, и не одну!

      – Тогда совершите их все снова, – сказал он серьезно. – Чтобы вернуть молодость, стоит только повторить все ее безумства.

      – Замечательная теория! – восхитилась герцогиня. – Непременно проверю ее на практике.

      – Теория опасная! – процедил сэр Томас сквозь плотно сжатые губы.

      А леди Агата покачала головой, но невольно засмеялась. Мистер Эрскин слушал молча.

      – Да, – продолжал лорд Генри. – Это одна из великих тайн жизни. В наши дни большинство людей умирает от ползучей формы рабского благоразумия, и все слишком поздно спохватываются, что единственное, о чем никогда не пожалеешь, это наши ошибки и заблуждения.

      За столом грянул дружный смех.

      А лорд Генри стал своенравно играть этой мыслью, давая волю фантазии: он жонглировал ею, преображал ее, то отбрасывал, то подхватывал снова; заставлял ее искриться, украшая радужными блестками своего воображения, окрылял парадоксами. Этот гимн безумствам воспарил до высот философии, а Философия обрела юность и, увлеченная дикой