Автобиография Иисуса Христа. Олег Зоберн

и смерть, триумф и любовь – нужны только для регулярного утоления голода. Поговаривают, даже прославленный поэт Квинт Гораций Флакк заявлял, что живет по большей части ради выращивания базилика и капусты.

      Я лежал под небом пророков и видел копченые говяжьи ребра, похлебку из бобов с луком и специями, фруктовые пироги, горячие лепешки с медовой пастой из миндаля и фисташек… Пиры проплывали у меня перед глазами один за другим.

      Пища! Радость пищи! Даже Моисей перед смертью пел о меде, сочащемся из скалы, и о масле из кремнистого утеса. А еще о пенистом соке винограда.

      Мне слышались какие-то шлепки и хохот, рычание ручного леопарда и звон его цепи, я видел, как нагие рабы внесли корзины с лепестками роз, чтобы рассыпать их по мраморному полу среди колонн, и там, в облаках этих лепестков, началось неистовое совокупление, с быстрым чередованием изумительных задниц, горячечное блаженство. И сразу после бурного извержения – еда, еда…

      Хор мальчиков пел для меня!

      Нет-нет, это был мертвый звон пустыни. Неудивительно, что сам пророк Илия хотел в отчаянии умереть там, сидя под можжевеловым кустом.

      – Господи! – крикнул я что есть сил. – Я здесь, я жив, я настоящий, Господи! Я подлинный человек, разве ты не понимаешь? Что за проклятие? Почему ничего не меняется? Открой мне глаза!

      Сколько таких воплей поглотила Иудейская пустыня? Но я решительно приподнялся на своей подстилке и встал на колени, молитвенно сложив ладони на груди. Я был исполнен уверенности, что получу откровение здесь и сейчас.

      Я напряженно всматривался вперед и вверх, ожидая божественного присутствия, как вдруг каменистая пустыня посветлела, хотя небо оставалось темным, затем погасла луна, словно ее проглотил Апофис, и откуда-то появилось существо, похожее на человека, грубо вылепленного из теста. Или на белую раздутую мумию. Голова ее выглядела как шар с выгнутым стеклом вместо лица, в котором мелькнуло мое маленькое отражение. Мумия двигалась необычайно медленно, задерживаясь в воздухе после каждого шага, и несла в руке тонкий шест с прямоугольным куском материи, на которой были пурпурные и белые полосы и звезды на синем фоне, но не шестиконечные, как в орнаментах Храма, а с пятью лучами.

      Я замер, стараясь не выдать себя. Я не испытывал страха, а мумия не обращала на меня внимания либо не видела, что более вероятно. Она воткнула свой шест между камней прямо у меня перед носом, при этом загадочная цветная материя почему-то оставалась в развернутом состоянии, хотя ветра не было. Мумия стала удаляться плавными шагами, будто невесомая. К спине у нее был прикреплен какой-то белый ящик. Я смотрел ей вслед, и мне почему-то казалось, что весь мир стал вдруг безлюдной каменной твердью, как на второй день творения.

      Настало утро пятого дня в пустыне. По голым холмам я пошел назад, к людям, нельзя было больше там задерживаться, я мог сойти с ума или попасть в плен к бедуинам, которые сделали бы из меня раба. Я мог просто настолько ослабнуть, что не нашел бы сил вернуться… Я мог стать добычей львов, которые появлялись в тех местах.

      Конечно,