Его величество. Владимир Васильев

князь опустился на стул. Он уже не слышал, что говорил генерал. Николай Павлович рыдал.

      Он не помнил, сколько времени просидел на стуле, думая о старшем брате, которого очень любил. После ранней смерти императора Павла, Александр Павлович заменил ему в детстве отца, а во взрослой жизни друга, заботливого, строгого, справедливого.

      С трудом поднявшись, оглядев собравшихся вокруг него военных и статских, Николай Павлович направился в Большую церковь Зимнего дворца. Церковь оказалась закрытой, тогда он вернулся через северные ворота в Малую церковь. Здесь великий князь приказал отцу Криницкому поставить аналой и положить на него Евангелие. Когда принесли присяжный лист, Николай Павлович приказал священнику читать его. Дрожащим голосом, задыхаясь от рыданий, он повторял вслед за священником слова присяги, отчетливо произнося имя нового государя Константина Павловича.

* * *

      Услышав слова присяги, произносимые великим князем, Михаил Андреевич перекрестился и неспешно направился на половину вдовствующей императрицы. Лихой кавалерист, герой Наполеоновских войн, петербургский генерал-губернатор Милорадович собирался навестить Марию Федоровну сразу после получения известия о кончине императора Александра I, но встреча с Николаем Павловичем, которую он надеялся провести быстро, затянулась.

      Миновав малую переднюю, он с волнение вошел в большой кабинет, куда недавно после молебна вернулась Мария Федоровна. Он видел ее в окружении фрейлин, шествующей от Малой церкви, когда сам сопровождал туда великого князя Николая. Вдовствующая императрица в его сторону не посмотрела.

      – Царица! Милостивейшая государыня! Божественная! – прошелестел он пухлыми губами, едва предстал перед Марией Федоровной.

      Михаил Андреевич не притворялся. Он откровенно восхищался вдовствующей императрицей, лицо которой, несмотря на переживания, сохраняло следы прежней красоты: тонкие, нежные черты, правильный нос и приветливая улыбка. Она уже успела переодеться после молитвы и принимала генерала в коротком декольте с высокой талией и с буфчатыми рукавчиками. Наряд ее завершал мальтийский крестик на черном банте, память о муже императоре Павле I.

      – Расшаркался, – недовольно вспыхнула она, ее бледное продолговатое лицо исказила усмешка: – Хватит своими маслеными глазками моргать. Ты, милостивый государь, можешь перед дочерьми Майкова представления устраивать либо перед Катериной Телешевой, а меня не проймешь, я мертва, как каменная глыба. Лучше рассказывай, зачем сына моего Николая Павловича с толку сбил. Теперь после сего присяга по Константину пойдет по всем воинским частям, правительству, а там за столицей Москва потянется, другие. Куда торопился? Почему совет со мной не держал? Надо было весточку от Константина подождать. Коль он откажется, подтвердит свое отречение? Что тогда заведешь, а?

      – Чего бояться, матушка, если у меня в кармане 60 тысяч гвардейских штыков. Я ведь не только военный генерал-губернатор