Наследство рода Болейн. Филиппа Грегори

отвернувшись, или как раз войдет, будто совершенно ни при чем, будто это его вовсе не касается, а мать начнет выговаривать мне тоном глубочайшего неодобрения:

      – Анна, я слышала, ты…

      А дальше последует что-нибудь, случившееся много дней назад, то, о чем я уже позабыла, а он отложил в памяти до сегодняшнего дня. И я окажусь виновата, возможно, меня даже накажут, и брат ни словом не обмолвится о том, что видел меня в окне, слишком хорошенькую, и в этом-то я только и виновата перед ним.

      Когда я была маленькой, отец называл меня своим Falke[1], белым соколом, охотничьей птицей холодных северных снежных просторов. Застанет меня за книгами или шитьем, рассмеется и позовет:

      – Мой маленький сокол, тебя посадили в клетку? Иди сюда, я дам тебе свободу!

      И тогда даже мать не могла удержать меня в классной.

      Как бы я хотела, как бы я хотела, чтобы он снова позвал меня!

      Мать считает меня дурой, а брат – и того хуже, но, если я стану королевой Англии, король сможет доверять мне – я не увлекусь французской модой или итальянскими танцами. Я заслуживаю доверия, король может смело вверить мне свою честь. Я знаю, как важна честь для мужчины, и у меня одно желание – стать хорошей женой и хорошей королевой. И я верю: как ни суров король Англии, он позволит мне сидеть у окна во дворце. Что бы ни говорили о Генрихе, думаю, он честно скажет, в чем я перед ним провинилась. Он не прикажет моей матери побить меня за что-то совершенно другое.

      Екатерина

      Норфолк-хаус, Ламбет, июль 1539 года

      Посмотрим, посмотрим, что у нас тут?

      Тоненькая золотая цепочка покойной мамочки – шкатулка для драгоценностей с одной-единственной цепочкой выглядит пустовато, будем надеяться – появятся и другие украшения. Три платья, одно совсем новое. Французское кружево – отец прислал из Кале. С полдюжины лент. А еще у меня есть я, совершенно восхитительная я! Мне четырнадцать, можете себе представить? Четырнадцать! Юная особа, благородного происхождения, небогатая, как ни печально, зато – какое чудо! – влюблена. Бабушка-герцогиня подарит мне что-нибудь на день рождения, непременно подарит. Я ее любимица, она позаботится, чтобы внучка выглядела понаряднее. Может быть, шелк на платье или денег – ленту новую купить. Вечером подружки устроят праздник в мою честь. Время спать, но раздастся условный стук в дверь, и мы бросимся открывать. Я, конечно, начну возражать, будто мне охота праздновать только с девушками, словно я не влюблена по уши во Фрэнсиса Дирэма. Да я весь день провела в мечтах о нем! Скорей бы ночь! Еще пять часов – и я его увижу! Нет! Только что посмотрела на бабушкины французские часы – четыре часа и сорок восемь минут. Сорок семь минут.

      Сорок шесть. Сама поражаюсь, меня словно околдовали. Так бы и сидела, глядя на часы. Это будет любовь самая страстная, самая преданная – ведь я способна на необыкновенно глубокие чувства.

      Сорок пять. Конечно, я ни за что не выдам своих чувств. Умру от смущения, если признаюсь первая. Или от любви.

1

Сокол (нем.).