Бронзовая птица. Анатолий Рыбаков

удку лодочной станции и, болтая ногами в воде, говорил:

      – Подумаешь, станция! Прицепили на курятник спасательный круг и вообразили, что станция!

      Славка молчал. Его бледное, едва тронутое розоватым загаром лицо было задумчиво. Меланхолически жуя травинку, он размышлял о некоторых горестных происшествиях лагерной жизни…

      И надо было всему случиться именно тогда, когда он, Славка, остался в лагере за старшего! Правда, вместе с Генкой. Но ведь Генке на все наплевать. Вот и сейчас он как ни в чем не бывало сидит и болтает ногами в воде.

      Генка действительно болтал ногами и рассуждал про лодочную станцию:

      – Станция! Три разбитые лоханки! Терпеть не могу, когда люди из себя что-то выстраивают! И нечего фасонить! Написали бы просто: «прокат лодок» – скромно, хорошо, по существу. А то «станция»!

      – Не знаю, что мы Коле скажем, – вздохнул Славка.

      – При чем тут мы? А если он будет выговаривать, то я ему прямо скажу: «Коля! Надо быть объективным. Никто тут не виноват. И вообще, в жизни без происшествий не бывает». – И он с философским видом добавил: – Да без них и жизнь была бы неинтересной.

      – Без кого – без них?

      – Без происшествий.

      Вглядываясь в дорогу, идущую к железнодорожной станции, Славка сказал:

      – Ты лишен чувства ответственности.

      Генка презрительно покрутил в воздухе рукой:

      – «Чувство», «ответственность»!.. Красивые слова… Фразеология… Каждый отвечает за себя. А я еще в Москве предупреждал: «Не надо брать в лагерь пионеров». Ведь предупреждал, правда? Не послушались.

      – Нечего с тобой говорить, – равнодушно ответил Славка.

      Некоторое время они сидели молча, Генка – болтая ногами в воде, Славка – жуя травинку.

      Июльское солнце пекло неимоверно. В траве неутомимо стрекотал кузнечик. Речка, узкая и глубокая, прикрытая нависшими с берегов кустами, извивалась меж полей, прижималась к подножиям холмов, осторожно обходила деревни и пряталась в лесах, тихая, темная, студеная…

      Из приютившейся под горой деревни ветер доносил отдаленные звуки сельской улицы. Но сама деревня казалась на этом расстоянии беспорядочным нагромождением железных, деревянных, соломенных крыш, утопающих в зелени садов. И только возле реки, у съезда к парому, чернела густая паутинка тропинок.

      Славка продолжал вглядываться в дорогу. Поезд из Москвы уже, наверно, пришел. Значит, сейчас Коля Севостьянов и Миша Поляков будут здесь… Славка вздохнул.

      Генка усмехнулся:

      – Вздыхаешь? Типично интеллигентские охи-вздохи!.. Эх, Славка, Славка! Сколько раз я тебе говорил…

      Славка встал, приставил ладонь козырьком ко лбу:

      – Идут!

      Генка перестал болтать ногами и вылез на берег.

      – Где? Гм!. Действительно, идут. Впереди – Миша. За ним… Нет, не Коля… Мальчишка какой-то… Коровин! Честное слово, Коровин, беспризорник бывший! И мешки тащат на плечах…

      – Книги, наверно…

      Мальчики вглядывались в маленькие фигурки, двигавшиеся по узкой полевой тропинке. И, хотя они были еще далеко, Генка зашептал:

      – Только имей в виду, Славка, я сам объясню. Ты в разговор не вмешивайся, а то все испортишь. А я, будь здоров, я сумею… Тем более – Коля не приехал. А Миша что? Подумаешь! Помощник вожатого…

      Но как ни храбрился Генка, ему стало не по себе. Предстояло неприятное объяснение.

      Глава 2

      Неприятное объяснение

      Миша и Коровин опустили на землю мешки.

      – Почему вы здесь? – спросил Миша.

      Он был в синей кепке и кожаной куртке, которую не снимал даже летом – ведь в ней он выглядел заправским комсомольским активистом.

      – Так просто. – Генка ощупал мешки: – Книги?

      – Книги.

      – А где Коля?

      – Коля больше не приедет. Его мобилизовали во флот…

      – Вот оно что… – протянул Генка. – А кого пришлют вместо него?

      Миша медлил с ответом. Он снял кепку и пригладил свои черные волосы, которые частым смачиванием превратил из курчавых в гладкие.

      – Кого же пришлют? – переспросил Генка.

      Миша медлил с ответом потому, что вожатым отряда назначили его самого. И он не знал, как сообщить эту новость ребятам, чтобы они не подумали, что он задается, но и чтобы сразу признали его вожатым… Сложная задача – командовать товарищами, с которыми сидишь на одной парте. Но по дороге Миша придумал два спасительных словечка. Скромно, с подчеркнутым безразличием он сказал:

      – Пока меня назначили.

      «Пока» и было первым спасительным словом. Действительно, кто должен временно заменить вожатого, как не его помощник?

      Но скромное и учтивое «пока» не произвело ожидаемого действия. Генка вытаращил глаза:

      – Тебя? Но какой же авторитет мы будем иметь в деревне? Колю все уважали…